Николай и Иван Сергеевич растерянно оглядывались друг на друга. Лица их были бледны, словно мел, слова застревали в горле. Да и что говорить, всё перевернулось, и теперь их путешествие может окончиться не просто плачевно.

– И что делать? – спросил Сартаков, сам не зная кого. – Что нам сейчас делать? Что мы можем предпринять?

– Сейчас не те времена, – ответил Эйнар. – Здесь нет врага, как тогда. Все считают, что Эдвард – законный правитель. И многие поддерживают его. Лишь Сибия закрыла свои перевалы. Что вы можете сделать? Армия за него – он щедр на обещания и, похоже, приложит все силы, чтобы их выполнить. Насколько я его знаю, парень он умный и упорный, но жестокий и беспощадный. Многого сможет добиться, если не озлобит народ.

– Ты так говоришь о нём? После того, что он натворил.

– А как ещё о нём говорить? Говорю то, что есть. Я ненавижу его, но говорить про него неправду не могу. Хотя бы потому, что вы теперь будете знать, с кем столкнётесь, если решитесь искать справедливости.

Эйнар замолчал, но было видно, что он хочет спросить что-то ещё. Так и не решившись, он, немного неуверенно, проговорил:

– А я вот, как получил в спину тремя мечами, так едва хожу. Знахарка, правда, говорит, что за год-полтора поправлюсь… Повезло. Эх, да что мы на пороге стоим, давайте в дом пройдём. Хозяйка скоро придёт, накормит вас, да и Таню переоденем.

Эйнар с трудом, превозмогая сильную боль, встал на ноги и, опираясь на палку, осторожно, выверяя каждый шаг, поднялся по ступенькам и вошёл в дом. Путешественники прошли за ним через забитые одеждой и прочим хламом, сени и оказались в просторной, светлой комнате. Слева, рядом с окнами, стоял большой дубовый стол, вокруг которого располагались лавки и табуреты. Справа, рядом с дверью, вела наверх крутая лестница, за которой находилась печь. Полы и обшитые досками стены были отмыты так, что блестели, словно зеркало. Сразу чувствовалась хозяйская рука. Если в сенях и был небольшой беспорядок, в самом доме каждая вещь лежала строго на своём месте. Все разулись рядом с дверью, оставив обувь на сплетённом из лыка половике, и прошли за стол, где продолжили разговор.

– Надолго здесь? – спросил Эйнар.

– Медальон будет накапливать силу двадцать восемь дней, – ответил Николай. – Так что, хочешь или нет, а придётся побыть на Острове с месяц.

– Не решили, что делать будете?

– Пока не знаю. Хотелось бы попутешествовать, поглядеть города…

– Опасно это сейчас, – Эйнар вдруг указал на Таню своим узловатым пальцем. – Особенно с ней.

– Это почему же?! – возмутился молчавший до сих пор Александр.

– Она, как две капли воды, похожа на Литу – мою дочь. Я сам, когда увидел вас, просто обомлел, издали увидел, подумал – она. Но ближе, если приглядеться, глаз отца заметит различия. Пригляделся, понял, что ошибся. Только вот другие не заметят разницы.

– А ты и виду не подал, – усмехнулся Стрижевский.

– Я умею сдерживать свои эмоции. Да, по поводу ваших мечей. Во-первых, с такими вас засмеют – в ходу длинные и узкие. А во-вторых, запрещено сейчас мечи носить, особенно в городах. Да и вне городов, если заметят, тоже неприятностей не оберёшься.

– Ну и порядки пошли.

– Если вы, всё-таки решитесь попутешествовать, рискну предложить вам вот что.

– Мы тебя слушаем, – Николай придвинулся ближе.

– Сейчас Анна, а вместе с ней Сантилия и Лита в Малонто. Найдите их и заберите с собой. Здесь нечего больше делать. Обещаете?

– Хорошо, Эйнар, мы сделаем это, – не раздумывая, согласился товарищ. – Но как же ты? Может, и тебе отправиться с нами?

– Нет, друг мой. Я оправлюсь от ран и тогда припомню Эдварду всё, что он сделал.