С алкоголем, а точнее – с водкой, было посложнее. На фронте часто приходилось преодолевать пристрелянные немцами пространства. Представь, рассказывал отец, что надо на загруженном снарядами ЗИС-5, да с пушкой на прицепе, проехать метров триста на виду у немцев от одного перелеска к другому. Колея же расхлябана вдрызг, и проехать можно лишь по брустверу. Скатишься с него – застрянешь, немец возьмет в вилку – и конец. Солдат-водитель одновременно крестится и матерится: «Что хочешь делай, командир, я не поеду!» Вот и приходилось самому брать в руки руль. Но предварительно хлебнув примерно стакан водки. Иначе не проехать. Потом же, запоздало трясясь от испытанного страха, не то что пить – смотреть на водку не мог. Рефлекс и закрепился.

Если одним из популярных мест общения безработных отставников служила городская пивная, то другим подобным местом вскоре стала парикмахерская, точнее – ее мужской зал, куда охотно заходили не столько для того, чтобы побриться и постричься, сколько «поправить виски». А попутно – встретиться друг с другом, обменяться новостями, позлословить, да и всласть покостерить Хрущева, бросившего их – фронтовиков – на произвол судьбы.

Отец, неловко чувствовавший себя перед товарищами – так как попал в число счастливчиков-отставников, сразу же нашедших работу, – стал захаживать туда все чаще. И, не найдя лучшего предлога для общения с бывшими сослуживцами, даже перестал бриться дома.

Парикмахерская постепенно превратилась в мужской клуб. Но он служил лишь клапаном для выпускания пара из сердитых мужчин, ничуть не помогая им в трудоустройстве. Многие из них оказались в буквальном смысле на улице – без жилья, без пенсии и без работы. Отец пытался что-то сделать и даже предлагал начальству укомплектовать незаполненный штат Дома культуры, но наткнулся на глухое недовольство и немотивированный отказ.

И тем не менее жизнь продолжалась, и, как всегда в нашей стране, трагическое мирно уживалось с праздничным. Кирилл Аркадьевич прекрасно помнил те концерты, которые организовывал отец, особенно в начале своей директорской карьеры. Участниками тех концертов являлись исключительно самодеятельные коллективы и артисты, невесть откуда бравшиеся почти в любом населенном пункте.

Культурная политика и партии, и государства была, без сомнения, выше всех похвал. Если в городке был Дом культуры, не говоря уже о Доме офицеров, то, значит, там были и хоры, и оркестры – как минимум, народных инструментов и духовой, а в ряде случаев и самодеятельный драматический театр, и танцевальная студия. Народные умельцы, ведомые своими беззаветными руководителями, прекрасно пели и плясали, читали басни и стихи, играли в скетчах и небольших спектаклях, всегда находя благодарных и восторженно откликавшихся на их искусство слушателей.

Все концерты строились по единому, не забытому до сих пор принципу: всякой твари по паре. Открывался концерт выступлением хора, в программу которого входили и патриотические, и лирические песни. А завершался – выступлением оркестра. В середину концерта, как правило, вставлялись танцевальные номера или сценки из спектаклей. А между ними пели сольно, играли на различных музыкальных инструментах, читали стихи и иногда показывали акробатические или даже цирковые номера.

Отец и сам нередко принимал участие в этих концертах – пел или аккомпанировал кому-либо на стареньком ободранном рояле, с незапамятных времен стоявшем на сцене Дома культуры. Кирилл Аркадьевич навсегда запомнил, как его отец пел в концертах две разнохарактерные песни из кинофильма «Свадьба с приданым».