Дотошно расписав свое меню с точным указанием времени подачи блюд, а также убедившись, что персонал кухни прекрасно его понял, детектив попросил как можно скорее принести ужин в номер и, сердечно расшаркавшись, положил трубку. Чтобы хоть как-то скоротать время, Ян Николаевич нарочито медленно разобрал сумку – развесил в шкафу брюки и две белые рубашки, нижнее белье убрал в комод, аккуратно разложил в ванной средства личной гигиены, а махровый халат и полотенце пристроил возле душевой кабинки. На улице почти стемнело, хотя на часах еще не было и семи. Голодный сыскной агент начал беспокоиться, что кухня закроется раньше, чем его покормят, потому решил набрать ресторан еще раз. Сев на кровать и прижав гудящую трубку к уху, Ян неосознанно уставился в зеркало напротив. На самом деле его внимание привлекла одна совершенно несусветная деталь – якобы дверца шкафа прищемила манжету одной из рубашек, так полюбовно развешанных им не ранее чем полчаса назад. Детектив готов был поклясться своей, теперь уже пошатнувшейся, педантичностью, что не мог отнестись к одежде так небрежно.

Тем не менее, стук в дверь тут же отвлек его от размышлений, сконцентрировав все активные процессы организма в области кишечника. Поблагодарив сотрудницу отеля, которая, похоже, ни слова не поняла, умирающий от голода Зяблицев водрузил поднос с отварной картошкой и стаканом молока на журнальный столик, прямо поверх разноцветных листовок. Он тщетно пытался избавиться от предвкушения и, в конце концов, накинувшись на еду, мысленно пристыдил себя за испытываемое удовольствие.

– Я ем, чтобы жить, а не наоборот.

Покончив с ужином, сыщик решил принять душ. Притормозил у двери ванной, вспомнив о недоразумении с рубашкой, но дверца купе оказалась плотно закрыта, никаких следов неподобающего отношения к текстилю. Списав все на галлюцинации от недоедания, детектив громко прицокнул языком, значащее на его наречии протяжное “ну дела”, а затем отправился по заданной траектории на водные процедуры.

Стрелка часов медленно подползала к девяти, но, несмотря на раннее время, Ян уже готов был отойти ко сну. День казался ему слишком пресыщенным по сравнению с обычным течением жизни. Уже протянув руку к сонетке, чтобы погасить свет, сыскной агент снова зацепился взглядом за замеченную ранее неурядицу. Теперь инцидент с рубашкой заинтриговал его не на шутку, проснулись инстинкты и профессиональный интерес.

Стараясь не удивляться, Зяблицев внимательно осмотрел стык дверцы. Никаких признаков того, что десять секунд назад отсюда что-либо торчало. Отворив шкаф, мужчина недоверчиво заглянул внутрь, стараясь не загораживать собой освещение. Одежда висела столь же безупречно, какой он ее там оставлял. На всякий случай детектив осмотрел сейф и даже вытряхнул одеяло. Не обнаружив ничего необычного, он аккуратно разложил все по местам, задвинул дверку, убедился, что снаружи купе выглядит безукоризненно и даже протер глянцевую поверхность рукавом халата, предварительно на нее дыхнув. Медленно, прислушиваясь к звенящей тишине, Ян Николаевич попятился к кровати, не выпуская из виду злополучный шкаф настолько долго, насколько это было возможно. Когда он посмотрел в зеркало, дверца оказалась слегка приоткрытой.

– Невозможно! – всплеснул руками раздосадованный сыщик, решительной поступью направившись к порядком поднадоевшему предмету мебели. Определенно, он либо сходил с ума, либо кто-то над ним безвкусно подшучивал, потому что шкаф под прямым взглядом выглядел абсолютно нетронутым. Как настоящий профессионал, Ян пришел к выводу, что пора что-то менять в методах расследования. Ведь всем известно, что безумие – это повторять одни и те же действия, всякий раз ожидая разных результатов. Определив точку, с которой можно видеть и шкаф, и его отражение, стоит лишь повернуть голову, Ян Николаевич принялся ждать. Через час мужчина почувствовал себя полнейшим идиотом, похожим на современную скульптуру с подвижной камерой видеонаблюдения вместо головы. Еще через полчаса нещадно разболелась шея, а глаза начали предательски слипаться. В одно из таких затянувшихся морганий, злоумышленник бесшумно растворил дверцу купе настежь, а рубашки оставил болтаться в воздухе, так, будто мимо них только что кто-то прошел. Заметив в зеркале долгожданную перемену, Зяблицев мгновенно проснулся, встряхнул головой, будто избавляясь от наваждения, а заодно и разминая затекшую шею. Однако, когда он посмотрел на шкаф, тот снова оказался закрыт.