– Больше какао не осталось, – ответила она.

– Вот еще вздор! – поднялась из-за стола Анхелика. – Мы ведь живем на плантации. Разумеется, где-то еще должно быть какао.

И сестра стремительно удалилась через дверь, ведущую на кухню.

– Quiere cacao, quiere cacao! – понеслось ей вслед.

Метнувшись к птице, Альберто накрыл ей голову длинной тканевой салфеткой:

– Ну вот. Поспи пока, Рамона.

Попугаиха, тихонько посвистывая, стала переминаться на спинке стула, подбирая лапками.

Когда Хулия поставила передо мною чашку с кофе, я с тоской вспомнила про мой любимый горячий шоколад. Я не пила его с тех пор, как покинула свою страну.

– Если Анхелике удастся найти какао-бобы, – сказала я, – то я мог бы приготовить для всех горячий напиток.

Присутствующие переглянулись. Что, я брякнула что-то не то? Ну да, конечно же! Здесь мужчины никогда и ничего не готовят для других (если только речь не идет об алкоголе). Они едва способны нарезать еду у себя в тарелке. Как же я сглупила! Я выдала себя с головой этим своим врожденным желанием услужить.

– Горячий напиток из какао? – произнесла Каталина. – Это как?

– Горячий шоколад, – стала объяснять я. – Тертое какао смешивается с молоком, сахаром и корицей. Заваривается и подается в горячем виде.

– Вы, верно, полагаете, что, имея вокруг столько какао, мы, разумеется, пробовали все эти вкусности, – сказала Каталина. – Но мы лишь экспортеры какао и никогда не видим все то, что получается из этих зерен дальше.

Я не верила своим ушам! Они ни разу не пробовали шоколад?!

– Я пробовал, – вставил Лоран. – Моя страна, можно сказать, изобрела шоколад.

– На самом деле, – возразила я, – как раз испанец привез с американского континента в Европу шоколад. И именно мы, испанцы, первыми стали добавлять к какао молоко и сахар.

– Дон Кристобаль прав, – произнес Мартин. Ну, естественно! Он готов был сказать что угодно, лишь бы наперекор Лорану.

Тут Рамона издала громкий пронзительный крик и стала неистово качать вверх-вниз головой.

– Рамона! Что это с тобой? – вернулась Анхелика с маленькой горсткой зерен в руке. Она тут же сняла с головы птицы салфетку. Рамона сразу вся распушилась, показав под крылышками желтый пух, и разразилась целой тирадой неразборчивых ругательств. – Несмешно, Альберто. И, если честно, я даже не представляю, как люди могут тебе поверять свои грехи!

– Ну, поверяют же. Притом с немалым удовольствием, – усмехнулся брат. – Да и тебе на самом деле не помешало бы исповедаться.

– Вот уж спасибо. – Анхелика заняла свое прежнее место и успокоила птицу, угостив ее зернами. – Меня полностью устраивает преподобный отец Тельмо.

– Это потому, что он от твоих речей засыпает.

– Альберто! – снова одернула его Каталина. – Хватит уже богохульствовать. Пожалуйста! Что подумает о нас дон Кристобаль? Что мы глумимся над верой?

Я же, если честно, не знала, что и думать. Я заставила себя допить свой кофе – он таким был горьким в сравнении с моим любимым шоколадом!

После ужина сестры принялись играть на музыкальных инструментах. Вместе они составляли потрясающий дуэт: Анхелика с арфой и Каталина со скрипкой. Сразу было видно, что у них настоящее музыкальное образование. Если б отец привез меня сюда много лет назад, я, возможно, тоже имела бы собственного наставника и тоже могла бы стать таким умелым исполнителем. Я всегда очень любила музыку!

Тем не менее я сдерживалась, чтобы не покачиваться в такт и не напевать, хотя меня и глубоко расшевелили эти чудесные звуки, исходившие от ловких пальчиков моих сестер. Мне бы так хотелось сопровождать их игру пением – но это явственно грозило катастрофой. Не в состоянии изобразить тенор или баритон, я бы точно сразу себя выдала. К тому же меня сдерживал и еще один неприятный фактор: с тех пор, как Кристобаль и ла Кордобеза взяли в привычку затыкать уши ватными шариками всякий раз, как только я принималась петь, я утратила уверенность в собственном голосе. Какая это была наглость со стороны той парочки! Я понимала, что я не ла Карамба