При всей открытости и жизнерадостности у Шац, конечно же, были друзья, но лучшей подруги у рифийки не было. Ей не с кем было сблизиться до такой степени, чтобы кто-то знал о ней абсолютно всё: все привычки, увлечения, секреты. Да что уж говорить о секретах – почти всё своё время выпускница уделяла учёбе и внеклассным мероприятиям. Она была частью компании, одной из гончих, среди которых были Оливер, Аарон, Рита и другие ребята. Лишь с ними она могла общаться не об учёбе, но случалось это реже, чем мечталось Лиззи.

Она всегда хотела верную подругу, но никто из её знакомых не подходил на эту роль. Одним не нравилось то, что Шац не могла усидеть на месте, вторым, что она всё контролирует, третьим, что она очень эмоциональна, а четвертые завидовали ей. Так было с самого детства. Например, приходит Лиззи в детский сад в красивом новом платьице, хочет поиграть с ребятами, но её прогоняют, пихают в кусты или песочницу. Она спрашивала у мамы и папы, почему с ней никто не хочет дружить, но ответа за семнадцать лет рифийка так и не получила. Если кому-то нужна была поддержка с уроками, магией, эмоциональная помощь – Лиз оказывала её, возможно, чрезмерно экспрессивно, но с неподдельной и неповторимой искренностью. Когда она нуждается в поддержке, рядом оказываются только гончие и семья. Она поняла, что их помощь – не та, какую ей хотелось бы получить. Слова не те, советы не те, но сказать им она это, конечно же, не могла, потому больше не показывала необходимость поддержки.

Вяло скользнув замыленными глазами по двери, новенькая ухватилась за мысль, промелькнувшую в голове о её соседке: «собаку съела».

Пару раз она слышала эти слова о себе, звучали они в отрицательном контексте. Элис не хотелось обижать Лиззи. Шац вообще ничего не сделала плохого, и объективно угорь это понимала, но понимать мало. Истом посчитала соседку назойливой. На это первое пассивно-агрессивно-вредное впечатление повлияло то, что угорь не выспалась. Когда Элис поднялась с новой, чистой кровати, возникло неприятное, ноющее ощущение где-то в полузачерствевшем сердце. Оно громко трезвонило: «Как собака с цепи сорвалась!», потому девушка почувствовала лёгкий укол вины перед соседкой. Заправляя, точнее, забрасывая постель пледом, в который она укуталась ночью, девушка горько усмехнулась собственным умозрениям. Она понимала, что не виновата, ведь не сказала ничего обидного рифийке. Лиззи ничего плохого и не приняла на свой счёт, но почему тогда в конечном итоге Элис обвинила себя?

Завершив утреннее самобичевание, она крепко сжала кулаки и дёрнула рукой, словно отрывалась от наплыва мыслей, решивших с утра «повеселить» подростка. Элис зацепилась взглядом за стену, возвышающуюся над кроватью соседки. На ней прикреплены фотографии, рисунок с подписью «Лиззи Шац, 5-ый класс». Рассматривая владения соседки, угорь не заметила, как на губы вылилась тёплая улыбка. Рядом с рисунком висела фотография семиклассников. Лиззи была с группой ребят, среди которых были Оливер и Аарон. Второго девушка сначала не узнала, чересчур милый плюшевый рыжий мишка не похож на взрослого. Коулман же почти не изменился, лишь подрос. Элис не обратила внимание, но среди ребят не было Риты Мёрфи. Дело в том, что девушка перешла в школу в следующем году, и именно в первый учебный день встретилась с тем, кто поддерживает её во всех начинаниях – с Аароном.

Стены нежного, тёплого оттенка оранжевого. Между окном и дверью больше трёх огромных шагов. Под шторками цвета апельсинового шоколада стоял рабочий стол, общий, рассчитанный на двух учеников. На половине Лиззи вещи лежали в особом порядке: тетрадки, зеркальце с серебряной оправой, учебники и другие вещицы, приготовленные на сегодняшний учебный день. Часть стола новенькой пустовала. По углам стояли светильники с округлённой оранжевой верхушкой.