Интересно, что исламская экономическая модель сосредоточивается – словно вопреки собственному наименованию – не на экономических закономерностях (см. приведённое ранее суждение М.Б. ас-Садра), а на поведении субъектов рынка. Это вполне естественно, поскольку в несколько условном подразделении религий на ортодоксальные («правильно мыслю») и ортопраксические («правильно поступаю») ислам относится ко вторым.

Если из описанной выше «логической цепочки» выводить главную характеристику такого «правильного поведения», то в данном качестве следует рассматривать идею справедливости. Притом не только социальной справедливости[15], а справедливости в широком понимании, которая, как представляется, составляет само существо исламской экономической доктрины. И то, что сегодня в этом контексте принято говорить о социальной справедливости, возможно, несколько умаляет масштаб феномена, но не искажает его смысла. Исламское представление о социальной справедливости особенно отчётливо сфокусировано на её дистрибутивной функции. Причём здесь можно выделить два аспекта.

Действительно, входящее в понятие социальной справедливости отношение трудовых усилий и вознаграждения за них находит своё отражение, в частности, в том, что производство добавленной стоимости в исламской экономике структурировано таким образом, чтобы её последующее распределение можно было поставить в зависимость от вклада в её создание. Но ещё более отчётливо распределительную направленность исламской экономики демонстрирует важнейший из институтов общественной практики уммы – закят. Это – один из пяти «столпов ислама» (главных вероисповедальных обязанностей мусульманина), имеющий форму годового имущественного налога, с помощью которого происходит безвозмездная передача части активов от более успешных в экономическом отношении мусульман к нуждающимся единоверцам. То есть закят призван, в частности, решать проблему неравномерного распределения и восстановления [социальной] справедливости.

Экономические закономерности не могут быть исламскими, христианскими, иудаистскими, буддистскими и так далее. У мусульман нет заблуждений насчёт того, что в любой модели применяется в основе своей тот же известный инструментарий управления хозяйственными процессами. (В этом плане характерен случай, описанный 3. Бадави[16] в связи с его опытом участия в выработке мер по выводу Малайзии из кризиса 1997–1998 гг. Данные им правительству страны рекомендации были сформулированы в стандартных экономических терминах, как то: подъем долларового паритета ринггита за счёт ограничений на экспорт капитала, увеличение денежного предложения, направление капиталов в трудоёмкие сектора экономики и прочее. Когда же 3. Бадави спросили, будут ли такие меры вполне исламскими, он отвечал, что не существует особых исламских рецептов от экономических кризисов и, говоря в целом, всё, что служит укреплению экономического здоровья нации, является исламским.) Речь – о формах, по своей сути религиозно-правовых, в которых субъекты рынка применяют эти закономерности и подчиняются им.

Формы эти, повторим, призваны привносить справедливость в отношения экономических агентов. Если пользоваться современными терминами, вполне освоенными исследователями исламской экономики, в этих отношениях минимизируются проблемы информационной асимметрии, неблагоприятного отбора, неэквивалентного обмена (эксплуатации), морального риска. Поэтому наряду с императивом закята ислам разработал несколько предписаний, помогающих добиваться упомянутого результата. Это запрет на транзакции, в которых присутствуют гарар, мёйсир и рйба.