Это со всей очевидностью проявилось в иконописи. Язык иконы – это и есть уникальный язык духа, способный поведать о неизреченном, явить невидимое. Безусловно, этот язык создан с Божьей помощью и по Божьей воле.
Мне представляется, что есть несколько уровней постижения иконы. Первый – это знакомство с сюжетом: важно научиться узнавать Благовещение, Рождество, Преображение и т. д. Большинство, включая православных, этим ограничиваются. Второй уровень – это «как», то есть умение понимать язык иконы. Это уже требует некой подготовки, нужно знать многое, чтобы понять, как это написано. Третий уровень – что лично тебе говорит эта икона. И четвертый, самый высший уровень – это когда ты уже ни о чем не думаешь, ничего не видишь, даже эту икону, она исчезает перед тобой, а ты уже стоишь перед Богом. Это требует духовных усилий, навыка, и это не каждому дается.
Древнейшее из дошедших до нас иконописных изображений Христа – энкаустическая икона середины VI века из монастыря святой Екатерины на Синае. Синайского Пантократора (т. е. Вседержителя) иногда называют первым портретом Христа, потому что это, конечно, уже икона, но и портретные черты в ней очевидны.
А вот древнерусская икона XII века «Спас Нерукотворный» (из Новгорода) уже совсем другая. Голова Христа окружена крещатым нимбом (обязательная деталь иконографии Спасителя), лицо суровое, глаза не смотрят на нас, но при этом мы чувствуем себя в поле зрения Христа. На лбу – такая как бы челка, несколько волосков. Многие иконописцы и искусствоведы полагают, что это не челка, а следы крови от тернового венца. На Туринской плащанице[14], к которой восходит иконография «Нерукотворного образа», видно, что лицо Христа было залито кровью из-за тернового венца с острыми колючками, которые впивались Ему в голову. Эти кровавые потоки со временем трансформировались в иконографии в такие коротенькие волоски, как будто иконописцы забыли, что это такое было. Волосы Спасителя пронизаны золотыми полосочками. Это так называемый ассист[15] – отблески Фаворского света. Как написано в Евангелии[16], когда Христос преобразился на горе Фавор, от Него исходило яркое сияние, и апостолы могли видеть этот свет своими глазами, созерцать «нетварный» свет «тварными очами». На этом основана целая система мистической молитвенной практики, которая называется исихазм[17]. И эти «золотые полосочки» в волосах Спасителя – напоминание о том нетварном Свете.
А вот «Спас» из Звенигородского чина – икона, написанная на рубеже XIV–XV веков. Как считает большинство исследователей, автором этой иконы мог быть Андрей Рублев[18]. В любом случае тот, кто ее написал, – гений. На иконе много утрат, но лик не мог не сохраниться, настолько он свят. Здесь черты лица некрупные, глаза небольшие, но вместе с тем они полны такой любви, такого проникновения в вашу душу, что просто невозможно от этой иконы отойти.
Когда я еще училась, я часто ходила в Третьяковку и всегда заходила в зал икон, где просто долго стояла перед этим Спасом. Я еще не думала о Боге, но уйти из Третьяковки без того, чтобы не посмотреть на Него, было невозможно. Однажды я попробовала сделать наоборот: я сначала пришла к этому Спасу, а потом пошла по залам. Но после Него смотреть уже ни на что не хотелось!
Один протестантский епископ, с которым я дружу, все время высказывал упреки, что мы, православные, поклоняемся «идолам», «доскам». Однажды я повела его в Третьяковку. И вот мы подходим к Спасу Звенигородскому. Он остановился и долго стоял, а потом сказал: «Я все понял, меня пробило». Он духовно очень одаренный человек, ему достаточно было один раз постоять перед этой иконой – и больше он не говорил о том, что православные «поклоняются идолам».