Вся жизнь греков была религиозно окрашена: помимо участия в обрядах, они, например, поэзию воспринимали как своего рода религиозную письменность. Особым типом религиозного служения были спортивные состязания и Олимпиады как высшее их выражение (наверное, сегодня, когда спорт ассоциируется со здоровьем и деньгами, нам трудно это себе представить). И мерой всех вещей был человек.

Но рано или поздно все приходит в упадок, и с конца IV века до н. э. начинается эллинистический период. В это время в Греции к власти пришел Александр Македонский, который был воспитан великим Аристотелем, однако это не помешало ему, захватив Персию и Египет, объявить себя богом. Закономерная история – демократия кончается тоталитаризмом: Александр превратил демократическую Грецию в рабовладельческую монархию, объединив эллинистическую и восточную культуры.

Эллинизм (с конца IV по I в. до н. э.) сделал громадный шаг вперед в науке, а в искусстве – нет, он не превратился в великий стиль, подобно классике. Но новое в эллинистическом искусстве очень заметно: появляется что-то официальное, придворное, а еще, интересная деталь, возникает интерес к жанровым сценам (на мой взгляд, это признак упадка, как у нас в поздних иконах – все дробится на отдельные истории). Яркий пример эллинистического искусства – Пергамский алтарь Зевса (II в. до н. э.). Он был поставлен в честь победы над галлами и украшен многофигурной композицией, изображающей битву богов и гигантов. Там уже нет ни гармонии, ни спокойствия, нет этого торжественного явления красоты человека. Фигуры Пергамского алтаря страстные, их терзают львы, собаки, все как будто дымится кровью. Стихийное начало взрывает гармоничный мир изнутри. Такой же пафос, эмоциональное напряжение, драматизм, динамика свойственны «Лаокоону» (50 г. до н. э.)[13]. Голова Лаокоона запрокинута, лицо искажено гримасой страдания. Гибель людей показана с натуралистической наглядностью. Скульптура свидетельствует о большом мастерстве художников, искусно владеющих пластикой. Но чрезмерность внешних эффектов уводит от глубины образов, превращая скульптуру в некий спектакль для зрителя. Тут вспоминается Еврипид: «Ничто так не радует богов, как вид человеческих страданий».

Отец Александр Мень говорил, что все религии задавали Богу вопрос и только в христианстве был получен ответ. Поэтому христианство – это не религия, это просто ответ Бога людям: Он Сам спустился на землю и жил среди нас, и умер за нас. Этот факт невероятен, ни в одной религии не было ничего подобного. И люди Средневековья жили этим, ощущали Его присутствие. Христиане поняли, что Бог должен быть изображаем не так, как это делали античные греки. Потому что не тело главное для нас, христиан, а дух, а язык духа нужно было еще изобрести.

Художника Средневековья интересует не столько телесное совершенство, сколько внутренний нравственный мир героя. Это искусство заряжено великой энергией преображения человеческой плоти и всего космоса – и поэтому было возможно создавать гигантские художественные ансамбли, решать новые пластические задачи, находить оригинальные формы в живописи, архитектуре и скульптуре. Человек ощущал силу и величие Бога, красоту и грандиозность Вселенной, а себя видел песчинкой, подвластной различным силам – Божественным и дьявольским, и искал свой путь из мира дольнего в мир горний.