– Давай, посиди немного.

Я не возражаю.

Аня молчит, не задает никаких вопросов, будто понимает, что я пытаюсь взять себя в руки и собраться мыслями.

Никогда в жизни не чувствовала себя так устало. Раздавлено.

Хотя…

Память решает сыграть в злую игру.

Мощным толчком меня выбрасывает в прошлое. Окунает в него с головой.

И я уже не понимаю, где я. Теряюсь.

То же разъедающее чувство безысходности. Та же боль… Слабость… и…

Сердце стучит как сумасшедшее.

Четыре года назад. В ту самую ночь…

Меня колотит. Кошусь на притихшую родственницу. Та задумчиво смотрит перед собой.

– Ань… Чисто теоретически… Тимур мог… – запинаюсь. Слова не идут.

Чувствуя, как в висках застучало, откидываюсь назад и упираюсь на спинку кресла.

– Так. А ну-на посмотри на меня.

Она подходит ближе, берет меня за плечи и встряхивает.

– Приди в себя! – рявкает Аня, не церемонясь. Моя голова мотается взад-вперед, как у тряпичной куклы. – Посмотри мне в глаза! Живо! С чего вдруг эти мысли?

– Я не знаю! – не сдержавшись, свободной рукой убираю со своих плеч ладони Анны. Не люблю, когда ко мне прикасаются. Даже свои. Те, кому я доверяю. – Просто сегодня… Мне впервые за все это время показалось, что он где-то рядом… понимаешь?

– Нет, милая, нет! Я совсем тебя не понимаю. Не хочу понимать! Тимур мертв. Он погиб, Снежа… Четыре года назад. И ты это знаешь.

При упоминании о человеке, которого я любила больше жизни, меня ведет. В груди печет. Еще несколько секунд, и я потеряю сознание.

Прикрываю глаза, не замечая как комкаю пиджак.

Одно лишь имя, произнесенное вслух, и весь мир разваливается, уплывает из-под ног. Приходится приложить все силы, чтобы не заорать от тупой ломающей на куски боли.

Слезы стекают по щекам. Капают на платье, растекаясь темными пятнами.

Мне казалось, что я уже давно все выплакала. Сколько их было? Много… Целый океан.

Я плакала не переставая. Выла раненой волчицей. А мне все пытались спасти. Психологи, терапевты… Бесконечная вереница умных людей под чутким руководством моего отца. Им казалось, что они мне помогают…

А я умирала. Угасала на глазах. Потому что внутри все замерло.

Я проклинала себя, свою слабость… Отца. Его - больше всех.

В одно мгновение из героя детства он вдруг превратился во врага. Самого лютого. Безжалостного… Он стал моим палачом.

Все спрашивала себя: могла ли я что-то изменить? Скорее всего, да.

Если бы была чуть смелее… опытнее.

Если бы не была папиным цветком, без права голоса…

Если бы узнала…

Эти бесконечные “если” никогда не заканчивались. Рамки и ограничения не исчезали. А я оставалась все тем же безголосым растением - лучшим украшением отцовской оранжереи. Меня холили, обо мне заботились, даже любили. Но в ответ требовали одно - безоговорочное подчинение. Пока однажды я не пошла против правил…

Выныриваю из прошлого и провожу рукой по лицу, сбрасывая наваждение.

– Будь он жив, – Аня не договаривает.

Продолжает выжидательно смотреть.

– Он бы не оставил меня одну…

Это единственное, во что я верю и чем живу. Чем спасаюсь.

Больше у меня ничего нет.

Еще минуту мы сидим в тишине. Переваривая ситуацию. Собирая себя по кускам.

– Надо возвращаться…

Беру салфетку и пытаюсь привести себя в порядок.

Рука все еще не слушаются, но чувствую я себя лучше.

Быстренько поправляю макияж и смотрю на свое отражение. Замученная такая. Затравленная.

А еще - пустая.

– Я готова. Можем идти.

– Подожди, – останавливает Аня. – По поводу нашего разговора. Что ты решила? Согласна?

– Нет, Ань. Прости, но нет… Я не смогу…

– Боишься, что муж не проглотит? – мачеха шумно вздыхает.

– И это тоже. Но больше всего я боюсь за Леру. В последнее время он слишком часто о ней говорит… Если с ней что-то случится…