Маркиза, испытывавшая неимоверные страдания от артрита, не любила бывать в Лондоне, ее больше привлекала сельская идиллия в компании своих собак. Поэтому сын сказал поспешно:

– Тебе нет необходимости приезжать в Лондон до венчания. Будет лучше, если я приглашу графа и, конечно, Берил в замок, как только ты будешь готова принять их. – И с улыбкой добавил: – Уверен, что время для этого у нас найдется, хотя Берил будет занята покупкой приданого.

– А ты, дорогой?

– Принцу нравится, когда я постоянно нахожусь возле него. Однако мы пришли к соглашению, удовлетворяющему в той или иной степени нас обоих: я сопровождаю его на скачках и прочих дневных увеселениях, но освобожден от посещения многолюдных вечеринок, которыми его королевское высочество наслаждается вечером.

– И что ты делаешь тогда? – допытывалась маркиза.

– А на этот вопрос я затрудняюсь ответить. – У маркиза появился лукавый блеск в глазах.

– Я спрашиваю не о том, чем ты занимался в прошлом, – рассмеялась мать. – Я прекрасно осведомлена о твоей репутации сердцееда. Но что ты будешь делать теперь? Едва ли леди Берил захочет без тебя посещать эти многолюдные приемы.

– В жизни женатого человека есть свои недостатки! – не задумываясь ответил маркиз. – Только поверь, мама, зеленый карточный стол привлекает меня куда больше, чем полированные паркеты, и я не собираюсь проводить на балу каждую ночь, пусть даже этого будут требовать Берил и принц.

Маркиза улыбнулась.

– Догадываюсь, что ты купил новых лошадей и станешь прогуливаться верхом каждое утро.

– Дюжину великолепных, чистокровных коней! Мне не терпится показать их тебе.

– Теперь и я буду ждать знакомства с ними, – загорелась маркиза.

Мир с Францией, кроме прочих выгод, вернул любителям лошадей возможность вновь привозить в Англию этих благородных животных. И маркиз немедля послал своих людей в Сирию, откуда они вернулись с арабскими кобылами.

Когда он заговорил о лошадях, мать уловила в его голосе интонацию более теплую, чем во время рассказа о будущей жене.

В феврале, как раз перед ее отъездом в Харроугейт, в замок привезли отличных венгерских лошадок, и она была в восторге, узнавая в сыне того мальчишку, который все время тянул ее за руку в конюшню, когда ему подарили первого пони.

– А леди Берил хорошая наездница? – спросила она.

– На коне она держится превосходно, – ответил маркиз, – и, думаю, сумеет охотиться с моей сворой. Кстати, мне придется заняться охотничьим домиком в Лечестершире. – Он усмехнулся. – Холостяцкие вечеринки, которые я устраивал там, отнюдь не улучшили состояния мебели. Кроме того, на женский взгляд, там слишком грубая обстановка.

– Мы с твоим отцом бывали очень счастливы там, – грустно промолвила вдова.

– Как и повсюду, – заметил маркиз. – Только, мама, не надо все время сравнивать меня с отцом, а Берил – с собой. – Он взял ее за руки. – Ты отлично знаешь, что такой милой и красивой женщины, как ты, больше не будет. Поэтому не надо сетовать на то, что я выбираю второй сорт.

– Меня волнует, дорогой мой, лишь твое счастье, – пробормотала маркиза.

– Я уже сказал тебе, что всем доволен.

Тем не менее матери послышалась в голосе сына язвительная нотка.

В нескольких милях от модного харроугейтского курорта, с его водами, дорогими отелями и отдыхающими аристократами, в том же Йоркшире, находилась деревня Барроуфилд.

Расположенная возле Лидса, она являла собою скопище неопрятных и даже зловещих домов и казалась постоянно укрытой тонкой вуалью из угольной пыли.

За пределами деревеньки на холме стояла уродливая церковь из серого камня, а возле нее – столь же неказистый, громоздкий дом викария.