– Жемчужиной нашего музея является портрет Екатерины Второй кисти неизвестного художника. Картина, слава Богу, цела.

– Эта не та ли, что четыре метра в высоту и три в ширину?

– Совершенно верно. Она. Из-за размеров похищение шедевра представляет некоторую сложность. Но есть у нас картины и поменьше, например: «Ева с гранатом». Она всего три на два. К счастью, и она на месте.

– То есть самое ценное в музее – это самое объемное? – догадался Карасев, не в силах подавить улыбку.

– Да нет, почему? – нахмурилась директриса, не понимая сарказма. – У нас есть и довольно мелкие экспонаты, которые представляют собой региональную ценность. Например, гжельский фарфор. Он тоже не тронут…

– Я понял, – перебил Карасев. – Скажите, а в фондах музея есть что-нибудь такое, из-за которого можно убить человека?

– Ну… – задумалась директриса. – Чтобы убить, таких ценностей конечно нет, но вообще, шедевры, пусть не мирового, а регионального значения, в наших фондах имеются. Например… Э… Вот… Ну, сразу навскидку я сказать не могу. Надо посмотреть списки. Кстати, мы как раз обновляем списки фондов. Зоя Павловна этим занимается. Но вряд ли в подвалах что-нибудь пропало.

– Почему?

– Потому что подвалы на замках. А замки все на месте. Мы уже проверили. Зоя Павловна вчера сама лично все закрыла. После слесарей.

– Словом, куда ни взгляни, все дороги ведут к Зое Павловне, – улыбнулся Карасев, утомившись от директрисы. – Что ж, зовите ее, раз она последней ушла из музея! Кстати, кто сегодня пришел вторым после Зои Павловны.

– Александрова из отдела Гончарова…

Через некоторое время в кабинет вошла Зоя Павловна и робко присела на краешек стула. Выглядела она весьма не здоровой. Ее глаза были испуганными, губы белыми, пальцы дрожали.

– Вы действительно думаете, что это я убила Локридского? – спросила она надорванным голосом.

– Почему вы так решили? – поднял брови Карасев.

– Алла Григорьевна мне сказала, что я подозреваемая номер один. Это правда?

Карасев не смог сдержать улыбку, подумав, что этим средневолжским холмсам уже все давно известно. Ох уж эти провинциалы! Они всегда все знают наперед. У них свои соображения и версии, и следователи с красными дипломами для них вечные дилетанты.

– Успокойтесь, Зоя Павловна. Я еще ни к какому решению не пришел, – ответил Карасев. – Лучше скажите мне, в котором часу вы вчера ушли из музея?

Михайлова страдальчески сморщила лоб и уставилась в пространство. После некоторых раздумий она неуверенно произнесла:

– Кажется, около восьми. Точно! Было без пяти восемь, когда сантехники допили свою вторую бутылку. Первую они откупорили в половине шестого. Это я помню хорошо. Потому что услышала внизу шлепок от пробки и сразу посмотрела на часы. Я спустилась в подвал – и точно! На столике уже был приготовлен сырок, и один из них разливал по чашкам «Портвейн». Я им сказала: «Учтите, в шесть заканчивается мой рабочий день, и я закрываю подвал независимо от того, успеете вы со своими батареями, или нет». Словом, предупредила, что сидеть из-за них не намерена. Мастера заверили, что до шести закончат и с батареями, и с бутылкой, хотя у них с продувкой еще, кажется, конь не валялся. Так вот, в шесть они только начали откручивать первую заглушку. Я естественно, была рядом и наблюдала, как они работают. Им, видимо, надоело, что я за ними надзираю, и они ушли за шкаф. Развели там бурную деятельность: начали стучать, скрежетать ключами. Я дважды поднималась наверх, а они там все скрежетали и стучали. Но это так, для отвода глаза. Главное для них было – оприходовать бутылку.