Настроение заниматься бумагами у царя пропало. Он заметался по спальне, хватая грамоты, пытаясь вникнуть в их содержание, но не мог сосредоточиться. Его подслеповатые глаза слезились, руки от волнения тряслись, в голову лезли всякие мысли:

– И как я толком не подумал, что назначил воеводой в Путивль князя Шаховского, самого ближнего сторонника Гришки Отрепьева! Вот, сволочь, как втерся ко мне в доверие, острог по нему плачет, а я его воеводой назначил! Ох, подлец! Чует мое сердце, смуту там затевает! И как я это все не продумал? – корил себя Шуйский, – ну да ладно, может все обойдется. Вернется Шаховской, а там поглядим, что с ним делать,

Василий в сердцах резко смахнул со стола грамоты, которые шли царю со всех концов Российского государства. Их необходимо было читать и по каждой принимать меры или хотя бы отписать. Нужно было себя утверждать, показать свою власть, дать всем понять, что царь в государстве – Василий, а никто другой, и это должны были уяснить его друзья и враги в каждом уголке России, поэтому пока он не хотел доверить отвечать на грамоты никому. Он должен был разобраться во всем этом хаосе сам и никто другой. Кое-где в его царстве еще считали, что по-прежнему у власти Лжедмитрий. В других же местах его власть не признавали, боялись возврата времен Бориса Годунова. Везде смута, везде неповиновение. Особенно после того, как прошел слух, будто царь Дмитрий жив и спасся от Шуйского. Другие считали его полуцарем, а некоторые и вовсе называли самоизбранцем. Василию не на кого было опереться в своих делах, кроме родственников. Других же бояр он подозревал в том, что они метят на его престол. Отступить, отказаться от власти он не мог, слишком уж долго он к этому шел. Сколько интриг пришлось плести завистливому старику, жаждущему власти, чтобы стать царем. И вот теперь, как в наказание, как в расплату за содеянное, на него свалились все несчастья. И этого следовало ожидать, ибо до него все царствующие особы только пользовались властью для собственной наживы и утверждения, не давая взамен ничего ни государству, ни народу, которым они неумело и расточительно правили. Теперь настало время жестокого искупления.

Люди устали от таких правителей и хотели сами установить другую власть, другого государя, готовы были идти за любым хорошим царем, который дал бы им землю, волю, возможность спокойно и мирно трудиться. Но властолюбцы никогда и никому не давали покоя, им необходимо было сомоутверждаться любым путем, они затевали дворцовые перевороты, интриги, репрессии или посылали народ на бойню, чтобы доказать миру свою силу, умудряясь ничего не давать взамен людям, за счет которых они жили. Одним из таких правителей был самовыдвиженец, новоявленный царь Василий Иванович Шуйский, правдами и неправдами добившийся российского престола.

Немного успокоившись, Василий Иванович решил посетить опочивальню Марии, надеясь на ласки жены и ее добрые успокоительные слова. Взяв золотой подсвечник с толстой восковой свечой, он двинулся к молодой жене.

В спальне царицы стоял аромат благовоний, которые ей привезли заморские купцы по заказу. В высоких серебряных подсвечниках горело несколько свечей, их мерцающий свет создавал в помещении полумрак. Царица возлежала на высоких пуховых подушках, чуть прикрыв свое стройное нагое тело одеялом из лебяжьего пуха. Молодая женщина не спала и, когда увидела низенькую сгорбленную фигуру престарелого мужа, подумала: «Может, сегодня от него будет какой – то толк? Уж и забыла с его государственными делами, когда он меня ласкал. Хоть и вправду к Скопину Михаилу обращайся, чтобы помог своему дядюшке справиться с женой».