– В хорошем смысле, – уточнил Хартман. – Он всегда думал иначе. Вещи, которые нам казались невозможными, он воспринимал как задачи, которые нужно решить.

Штольц кивнул, отмечая в блокноте: нестандартное мышление.

– А о чём он шутил? – спросил детектив.

Хартман слегка усмехнулся.

– О, у Анатолия было полно странных шуток. Он говорил, что однажды его работа изменит всё: от того, как люди общаются друг с другом, до того, как они взаимодействуют с машинами. Мы смеялись. Это казалось фантастикой.

– А теперь? – бросил Штольц, глядя мужчине в глаза.

Тот не ответил сразу, перевёл взгляд на ИРИС, будто изучая робота.

– Теперь я не уверен, – сказал Хартман тихо.

ИРИС заговорил:

– Эти утверждения согласуются с данными о проекте «Путеводная звезда». Можно предположить, что Ревкин действительно стремился к значительным изменениям в технологии взаимодействия человека и машины.

Хартман вздохнул.

– Если честно, я думал, что это просто его способ самоутверждения. Но… возможно, он был прав.

После короткой паузы Штольц спросил:

– У вас есть ещё кто-нибудь, кто работал с Ревкиным?

– Конечно, – ответил Хартман, поднимаясь. – Я позову пару человек.

Через несколько минут в комнате собрались двое сотрудников: молодая женщина в очках и мужчина средних лет. Оба выглядели настороженными, но после пары вопросов начали говорить охотнее.

– Анатолий был мастером своего дела, – начала женщина, которую представили как Кристину. – Он всегда придумывал что-то новое, даже если это не входило в наши задачи.

– Например? – уточнил Штольц.

– Ну, он экспериментировал с алгоритмами машинного обучения, чтобы, как он говорил, «придать им индивидуальность». Это звучало странно, но у него, кажется, получалось.

– Индивидуальность, говорите, – протянул Штольц, косо глянув на ИРИС.

Мужчина, коллега Ревкина по имени Маркус, вмешался:

– Это ещё ничего. А как он называл свои тестовые протоколы? «Симуляция чувств».

– Что именно это значило? – детектив с интересом наклонился вперёд.

– Никто не знает, – ответил Маркус. – Он держал это при себе.

Кристина добавила:

– Он говорил, что машина должна понимать нас. Настоящее понимание, а не просто анализ слов.

Штольц усмехнулся.

– Звучит красиво. Только вот, кажется, это и убило его.

Кристина вздрогнула, но ничего не ответила.

– Скажите, – обратился к ним детектив, – были ли у Ревкина враги? Кто-то, кому не нравилась его работа?

– Мы ничего такого не замечали, – сказала Кристина. – Но он часто был напряжённым в последние месяцы.

– И кто бы не был, если всё время говорить о революции, – вставил Маркус.

Штольц сделал пометку в блокноте: напряжение, скрытность.

– Спасибо за ваше время, – сказал он, вставая. – Если вспомните что-то ещё, свяжитесь со мной.

Когда они вернулись в машину, Штольц несколько секунд сидел молча, погружённый в раздумья.

– Удивительное собрание коллег, – наконец пробормотал он.

– Их свидетельства полезны, – заметил ИРИС.

– Полезны? – переспросил Штольц. – Это всё равно что собрать половину пазла, но не знать, что изображено на картинке.

ИРИС наклонил голову, его экран мигнул.

– Вы правы, но это также соответствует вашей методике – полагаться на предположения и интуицию.

Штольц скептически усмехнулся.

– Ладно, умник. Давай вернёмся к этим чертежам. Кажется, Ревкин действительно играл с чем-то, что может «переписать правила».

ИРИС молчал, лишь вывел на экран изображения, найденные ранее. Штольц бросил на них взгляд, чувствуя, как странное предчувствие усиливается.

– Если это правда, – пробормотал он, – то нам ещё только предстоит узнать, как далеко он зашёл.

Комната, где они разместились, была погружена в полумрак. Только свет экрана ИРИСа и слабое сияние от его корпуса освещали пространство. Штольц привычным движением убрал пиджак на спинку стула, тяжело опустился в кресло и устало потер лицо.