Попрятался испуганный народ в избах. Те, кто похрабрее продолжали работать, но все же детей от избы ни на шаг не пускали.

Поползли по округе слухи, дескать, проклят мальчишка. Вернулся юнец не тем, кем был прежде – пожрало чудище неведомое вместо плоти душу младую, от того и не мог говорить он.

Все чаще местные стороной дом, что семья брата старшего с Еремеем делила обходили да взгляды недобрые в его сторону бросали.

«Мечется тело, к духу дороги не сыщет,» – приговаривали старожилы. – «коли оставить как есть, и нас за собой утащит».

Старейшина те слухи стоически игнорировал, будто и не было их вовсе. Однако с каждым днем принятое им изначально решение переждать напасть взаперти становилось все менее и менее осуществимым, а потому решено было снарядить на поиски чудища лучших охотников, что вообще были в деревне.

Вошедшие третьего дня в лес охотники, коими были трое мужей, способные повалить если на то была надобность и медведя, уже предсказуемо не вернулись. Всех зверь пожрал.

***

– Ни косточки не оставил, – прикрывая рот ладонью, будто бы в гуле голосов его собственный мог прозвучать как-то особенно громко, прошептал соседу стоящий в толпе юноша, тут же получив откуда-то спереди тычок локтем под ребра и последовавший за ним неодобрительный взгляд холодных серо-голубых глаз, сравнимый по силе хлесткости с хорошей оплеухой.

Юноша было шарахнулся в сторону от неприветливого незнакомца, которого явно не встречал среди местных ранее, однако подпирающие его со всех сторон люди не позволили ему сделать ни шага.

Случайный собеседник, будто бы не обратив внимания на его неловкие телодвижения, придал лицу задумчивое выражение, после чего не менее задумчиво уточнил: «Прямо ни одной?».

«Это же просто выражение такое!» – хотел было возразить юноша, но едва открыв рот был прерван целым ворохом вопросов.

– Скажи-ка мне, брат, от чего все так уверены, что тех людей уже и в живых нет? Как скоро зверь вам лично объедки приволок? – в его голосе звучал неподдельный интерес, а лицо приобрело выражение свойственное любопытному дитяте, в очередной раз требующему от родителей ответа от чего трава должна быть именно зеленой, а не, например, красной или наконец попросту белой. – Быть может они вас здесь ему на съедение оставили, а сами деру дали? В конце концов, коли зверь тот уж и в деревню наведывался, стало быть, где-то у самой опушки сидит. Неужели никто чудище этакое не заприметил? Кто-нибудь вообще знает, что это за зверь?

Незнакомец смотрел на него широко раскрытыми глазами будто бы искренне надеялся на то, что тот сможет пролить свет правды на происходящее.

– Да будет тебе… – неловко застыдившись собственной неосведомленности начал он, – я-то тут вообще сбоку припека^>12.

От необходимости дальнейших объяснений его избавило раздавшееся звучным басом из толпы:

– А чего мы все лесом, да лесом?^>1

Старейшина не уловил или намеренно проигнорировал заключенную в вопросе насмешку над его пламенными речами:

– А как еще-то, коли не через лес? Сами знаете, по-иному к соседям не пробраться – откуда ни зайди, всяко придется сквозь чащу пройти. Кроме того, раз уж нам входа нет, то им, стало быть, нету выхода! Неизвестно заметили ли другие и живы ли те, да только не ведома нам зверя того природа, не ясны его повадки: покинет ли чудище лес как пришло али не успокоится, пока не издохнет. Есть запасы у нас, но насколько их хватит? Коли зверь не пожрет, так от голода перемрем? Новую землю, одни боги знают, сколько искать придется, а возделывать сколько – страх берет…

– Так разве мало мы почестей богам вознесли?! – послышался уже более возмущенный крик. – Чем прогневали так, что те изжить нас решили?! А коли довольны всем, то пускай они за нас и поратуют!