До лагеря пешком полчаса ходьбы, но бабуля продвинутая и уже лет двадцать отдаёт предпочтение собственной машине.

— Группа у тебя будет хорошая, десятилетки, — объясняет, пока я вдыхаю аромат свежезаваренного напитка. — И с напарником, конечно, завтра тоже познакомишься.

Молча киваю - куда уже деваться с подводной лодки? Остается надеяться, что им окажется не пожилой старичок, который будет рассказывать о своих внуках, и не закаленный мужичок с армейскими шуточками. В моем детстве что те, что те присутствовали на посту вожатых.

— Как мама? — спрашивает, после того как советы и наставления подходят к концу.

— Хорошо, — кратко пожимаю плечами.

— Слыхала Валерка нарисовался на горизонте, — упоминает имя моего отца. — Не нравится мне это.

  Глушу в себе огонёк грусти, и делаю вид, что её слова совсем не задевают ничего в моей душе.

— Их жизнь. Я не лезу туда.

Она сканирует меня внимательным взглядом и, будто не увидев ничего интересного, кивает своим мыслям.

— Твоей матери давно пора начать жить новой жизнью, а не ещё больше погружаться в одну лишь карьеру, — подытоживает.

— Возможно, — отдаленно отвечаю, давая понять, что мне неинтересна эта тема.

 На самом же деле, она просто до сих пор слишком отзывается внутри меня рваной кровоточащей раной. Именно поэтому седьмой год я стараюсь не возвращаться к этой теме ни разговорами, ни мыслями. Мама, кстати, выбирает точно такую же тактику, но все равно до сих пор слышу, как иногда, после сложного рабочего дня она ночью рыдает в подушку. Глупая, думает, что я ничего не замечаю.

Бабушка больше не лезет с расспросами, понимает, что толку с этого нет и на контакт я идти не готова 

— Как твоя учеба? Решила идти на магистратуру, или обойдёшься степенью бакалавра?

— Собираю, уже сдала экзамены, — улыбаюсь, потому что горжусь очередной победой над самой собой.

 Учеба никогда не давалась сложно, но и легкой назвать бы её не смогла.

— Ты молодец, я никогда не сомневалась, что в отличие от своих родителей, ты получишь высшее образование, — для бабушки это и правда огромный плюс в копилочку моих достоинств. — А жених твой как?

 Закатываю глаза и тяжело вздыхаю.

— Да какой жених, бабуль, — отрицательно киваю головой.

— Как же так, мама твоя рассказывала... — внимательно смотрит на меня своим пронзительным взглядом.

— Я тебя прошу, — улыбаюсь. — Повстречались и разбежались. Молодёжь, что с нас взять?

Пытаюсь как можно небрежнее и веселее бросить эту фразу. Наверное, в этом вся я. Темы, максимально терзающие душу, те, о которых больно говорить, думать и даже просто молчать, пытаюсь выставить совсем неинтересующими. Чужими. Возможно, потому что стоит лишь подумать о том, чтобы заговорить об этом и рассказать обо всем, что тревожит и от чего по ночам совершенно не спится - в горле встает непроходимый ком, а к глазам подступают слезы. Иногда не хочется открываться даже близким людям, показывать насколько ты покалечен морально. В моем случае, не хочется никогда, а в редкие моменты, когда хочется - не можется. Словно барьер какой-то не сдвигаемый.

— Ты можешь возвращаться и оставаться ночевать здесь, в своей комнате, — бабашка предусмотрительно снова переводит неприятную тему. — Но и в лагере у тебя будет своя комната. 

— Разве я не должна быть там постоянно? — удивляюсь.

— Как у моей внучки у тебя есть маленькие привилегии, — ухмыляется. — Но не части с этим, конечно.

— Постараюсь, — тепло улыбаюсь, наслаждаясь уютом и пением птиц за окном.

Оставшуюся часть дня проводим с бабушкой в разговорах ни о чем. Она рассказывает обо всех соседях все, что знает, а я в очередной раз удивляюсь, насколько время непредсказуемая штука и какие коррективы оно вводит в жизни людей.