–«Можно мне, профессор?»

–«Да, конечно».

Котвельт начал читать, смотря пронзительно на бывшего товарища.

Что он не делал – делал невпопад – читал стихи, любил и верил.

Сковала разум его страсть и стала навожденьем злым. Теперь она лишь в нём горит,

Словно проклятье, здравый разум победив.

Он стал совсем другим? День ему показался, словно ночь

Улыбки друзей – усмешкой злой врагов.

Кто же мог знать, Ччто такой бывает обратной стороной любовь!-

Пока он читал, его бывший товарищ все больше белел, кусая губы. В конце он не выдержал и выбежал из аудитории, громко хлопнув дверью.

–«Понятно, кому были посвящены эти стихи», – сказал в задумчивости профессор, смотря на захлопнувшуюся с громким стуком дверь.

Пути бывших друзей теперь пересекались тлько в подвале Кварелла Ноя. Их тянули загадки таинственных находок, но цели у них были абсолютно разные. Гаан хотел сделать людей сильнее. Его же товарищ мечтал добиться власти, чтобы через нее добиться взаимности Эммоен. Черная злоба все больше и больше поглощала его душу. Тьма все сильней сжимала его разум, выжигая все светлое в его душе мрачным огнем безумия. Крозельдор шёл по коридору. Навстречу ему шла она – предмет его безумной страсти. Он оглянулся по сторонам – никого вокруг не было. Ничего не говоря, он вложил листок бумаги ей в руку. Там были последние стихи, которые он написал ей:

“Опять во власти пустоты парю на ее черных крыльях.

Зачем, разбив мои мечты, ты выбрала его?

Ведь мне была ты дороже жизни!

И все, что было связано с тобой.

Мне было звезою путеводной!

К которой невозможно прикоснуться!

Ведь она безумно высока!

И так безумно благородна.

Но оказалось лишь манила и звала за горизонты несбыточного.

Что совсем не греет и за собой ведёт в пропасть, где любовь лишь бред!

Забрав последние отголоски счастья, как наркотик в сердце введя – сладкую истому.

Тоску лишь об одном мгновеньи невесомом, что сразу душу обогреет, вернув в неё покой.”

Больше он никогда не подходил к ней.

Однажды, находясь в подвале, Крозельдор и профессор стали о чем-то спорить. Они вышли за дверь. Гаан сделал шаг – сначала неуверенный к камню, который давно притягивал его к себе. Чем ближе он подходил к нему. Тем ярче он светился изнутри! Этот неясный светс каждым шагом преобразовывался в какие то древние письмена, и ему на мгновенье показалось, что он когда-то знал этот язык. Они были написаны огнём на очень древнем языке заклинания. Он обошёл его со всех сторон. Гаан убрал толстый слой пленки и протянул к нему левую руку.

Кусочек отделился от общего огня: теперь он видел ясно. В камне был целый океан его и слился с его левой рукой. Этот набор был персонален для каждого. Огонь усовершенствовал его мистические способности. Все больше сплетаясь с нервной сисемой, становясь её продолжением, Гаан ощущал его словно мистический пистолет. Вытянув руку и открыв ладонь, он крикнул: «огонь!»

Из руки хлынуло пламя. Было ощущение, что оно обжигает руку, но ожогов на руке не осталось, по всей видимости это были ощущения ментального тела.

И тут на пороге показались ошарашенные Ной и Кроозельдоор. Они смотрели на храбреца. Какая-то неведомая сила потянула правую руку Котвельта к камню и к его правой руке вышел совсем другой огонь! Он переливался всеми цветами радуги. С ним он почувствовал себя как-то по другому. Вицнеев подбежал тоже к камню и протянул руки, но огонь вошел только в его левую.

– «Как же так?! Почему ему достаются все сливки?!», – закричал он. Профессор тем временем размышлял вслух: «Материализация слов? Интересно!»

Тем временем ситуация в стране накалялась. Магия внесла не только положительную роль. С помощью силы стали создаваться мистические организмы.