Леонид в одиночестве похлебал своё варево, так, без аппетита, просто, потому что, надо. Разложил сиденья в «Ниве» и забылся тревожным сном. Возраст и переживания взяли своё.

Проснулся от того, что кто-то грубо выбросил его из машины. Лёня сильно ударился головой о порог своей «Нивы», а потом, приложился ещё и о корень, торчавший из земли. И ненадолго потерял сознание. А когда начал приходить в себя, увидел над собой в свете нового зарождающегося дня форму полицейских и нацеленные ему в грудь, чёрные зрачки оружия.

– Чо, ссука, думал не найдём? – прошипел один из них, тот самый, в которого дробью стрелял. И пнул его по лицу. Лёня, опять, потерялся.

Очнулся уже в камере. На каменном полу. В железных дверях, что попалась в поле зрения, люк с круглым глазком. Один. Тишина. Холодно, а от каменных плит пола, ещё и смрадом тянет.

Но один ли? Лёня огляделся, хоть и далось ему это с трудом. Шею ломило, больно двигать головой.

И правда, не один. В углу копошились две, приличных размеров мыши, готовые в любой момент сбежать, крутя своими носами и тараща на него глаза бусинки.

Но тут, с лязгом в дверях провернулся замок. С той стороны отодвинулся засов, и мышки юркнули под низкий железный топчан, с, набросанным на него, полуистлевшим тряпьём. А в дверях, появился детина, в отвисших на коленях, джинсах и вытянутом застиранном свитере. В руках бейсбольная бита.

Он с удивлением поглядел на Леонида – во, дела… дядя, Лёня?

– А-а, соседушка – криво, через боль в шее, усмехнулся Леонид – давно вернулся?

– Два дня как, по УДО вышел – ответил тот, ухмыльнувшись – вчера бухал, а сегодня работу, вот, предложили. Поучить лоха одного. Похоже тебя. За что хоть, тебя, дядь Лёня.

Леонид снова криво улыбнулся – ну, учи, Славик. Раз работа такая. Только, сделай всё быстро. Зажился я, на этом свете, Светку убили, видать, теперь, и моя очередь пришла.

– Тёть Свету убили? – переспросил, вытягивая лицо, парень – кто?

Леонид пожал плечами – знать бы?

– Погоди – отбросил биту в сторону Славик, подошёл и, легко подняв старика, посадил его на топчан – рассказывай, дядь Лёнь. Я ведь Валерке должен, это он меня на УДО вытащил. А я долги привык отдавать.

– Да, я толком, ничего и не знаю – опёрся спиной о шершавую стену Леонид, продвинувшись глубже на топчане – машина сбила, вроде бы, в интернете говорили, что сын нашего Ивлиева, председателя законодательного собрания области, был за рулём. Потом, и пацана этого, убили. Ну, а я, крайний остался. Правда, одному гаду черепушку проломил, а второго недострелил, когда за мной приехали.

Славик улыбнулся – так это… про тебя братва на воле шумит.

Леонид пожал плечами.

– Ладно, дядь Лёня, выведу я тебя, не чужой ты мне. И это не тюрьма. Это подвал, за городом, одного барыги. Сюда должников и буржуев всяких таскают, с которых бобла можно поиметь. У меня, тут тарахтелка у дома, та, старая, да ты знаешь, сам мне её чинил. Забирай и спрячься. А я Валерке позвоню. Где хоть, тебя, ему искать?

– В тайге, он знает, спасибо, Слава.

– Спасибо, не булькает – хохотнул он – шутка, дядь Лёнь. Пошли… нет, давай я тебе помогу. Там двое ещё были, но не обращай внимания, вроде бы бухие в мат. А я, после, перед братвой отчитаюсь, за ментовской беспредел.

Километров на сорок хватило бензина в старой «Вятке». Да и трястись на ней, сил больше не было. Шея нещадно болела, и рот разбитый, коростой прихватило, губы лопались и кровь текла. Так что, завалил старый мотороллер Леонид ветками, съехав с грунтовки в лес, и пошёл пешком, выломав вместо посоха, сухую, толстую палку.

Сутки добирался до таёжной своей избушки. И ночь не помеха, с закрытыми глазами бы дошёл. Вымотался, но, всё же доковылял. Перекусил наспех запасами в зимовье и завалился спать.