А что сказать? Нечего. Ведь, и правда, не поверили бы, ещё две недели назад.

Перетаскали, и Валера присел на край поисгнивших брёвен обрешётки колодца. Отец пристроился рядом, накручивая из старой газеты и запасов табака на крыше сторожки, цигарку-самокрутку.

– Про сигареты забыл? – спросил он сына.

– Забыл, па. Я же не курю. В следующий раз обязательно, постараюсь не тянуть. Как освобожусь, так сразу. А если невмоготу станет, Бима отправь, с ним переправлю. И звони, не ленись. Тут до холма, пятнадцать минут ходьбы.

Отец снова кивнул и похлопал по брёвнам – завтра подновим, раз теперь пила есть. Потом дровами займёмся. Тебе когда возвращаться?

– Послезавтра, вечером уйду. В понедельник, как всегда, на работу.

– Ну, значит, полтора дня у нас есть. Пошли, махнём ещё немного и спать. Темно уже. И, это, сынок, заведи генератор, он там, за домом, в кустах. Ну, где обычно.

– Да, без проблем, па – поднялся Валера – иди налевай. И, что-то мамы не видно и не слышно – встревоженно спросил он.

– Спит она – усмехнулся отец – продукты заносил, сопела уже.

По одной не получилось, выпили немного в сторожке и, забрав банку и солёные грузди, перебрались в тесный предбанник на двоих, с маленьким столиком и короткими лавками. В бане и уснули, на полкАх, расстелив спальники, за которыми сбегал Валера, когда отец, уже, начал клевать носом.

Утром, со смехом, и подняла их мать.

– Подъём, алкаши – смеялась она – пейте рассол огуречный, сама заговаривала от похмелья и бегом умываться, и завтракать, солнце уже поднимается.

Валера подскочил, свесив ноги, слипшимися глазами, пытаясь разглядеть мать, нащупал ногами сапоги, выхлебал половину литровой банки рассола, и сиганул во двор, на ходу сбрасывая одежду. Добежал до колодца и, стянув майку, окунулся в мутную воду источника.

– О-уу – вынырнул он, цепляясь за лестницу, так и оставшуюся в колодце – класс… – вскричал он, по горло, плюхаясь в ледяной воде – пап, ты где?

– Здесь, подвинься – прохрипел голос отца сверху.

Валера едва успел переместиться за лестницу, как в колодец, поднимая тучу брызг, упало тело.

– А-аа – орал отец, успевший сбросить, даже трусы – холодн-оо!

На верху, звенел молодой, переливчатый, смех матери.

Целый день Леонид с сыном, восстанавливали верхний сруб колодца. Григорий, со снисходительным смешком в адрес Светланы, разрешил им спилить две лиственницы, рядом. Коська с Бимом, насколько хватало сил, помогали им таскать брёвна во двор сторожки. К вечеру закончили, и сруб, и новый блок для подъёма воды с покатой крышей от дождя.

Поздним вечером, Григорий, отхлестав, в бане, вениками обоих, легко парил под потолком сторожки, рядом с Николаем.

Светлана кормила мужа и сына сытным ужином. Коська, опять же, с разрешения Гриши, приволок молодого кабанчика, которого, сама Света и разделала, пока они занимались своими делами. А что, дело привычное. Поросят, было дело, держали.

С утра валили сушняк. Пилили, кололи на дрова. Но вот, солнышко закрыли тучи, и Николай предупредил – Валер, пора, дождь, вот-вот пройдёт, потом снег ляжет, и больше не растает. И так, в этом году, осень затянулась. Давай, провожу.

Валера, орошённый слезами матери, ушёл. И Лёня остался наедине со Светой. Он боялся, до дрожи в коленях, боялся этого момента. Но никуда не денешься. Сторожка и источник, одни на двоих.

Они долго молчали, оставшись одни. Темень за окном, давно уже завоевала своё право, вытеснив серый вечер. Негромко, в кустах, тарахтел генератор. Яркая лампочка, освещала тесное помещение сторожки. Коська и Бим ещё не вернулись, провожая Валеру.