Он в первый раз незаметно для себя назвал следователя по имени, отметая всякую официальность в их дальнейших отношениях.

– Видите ли… – неуверенно заговорил Вахрамеев. – Мне нелегко было выбирать. Почему – вы, наверное, догадываетесь. Эта необычная потерпевшая, ее солидный родственник… На меня налегли буквально с первого дня, то и дело торопили, тормошили, не давая времени на раздумья. Приходилось брать все налетом, перескакивать с версии на версию. В такой обстановке, сами понимаете…

– Да, спешка в твоей работе была, это чувствуется, – утвердительно кивнул Шамсиев, беря в руки уголовное дело и принимаясь, как и накануне, отвлеченно листать его – такая уж у него была привычка, когда его беспокоило что-то.

– И все же, – продолжал он, – кто из лиц, подозревавшихся в убийстве, наиболее привлек твое внимание? В поле зрения было, кажется, пять человек…

– Честно говоря, мне до сих пор не дает покоя Сурулев. «Сурок», как его называют блатные, – признался Вахрамеев. – Пять судимостей – и все за посягательство на личность. Жесток. В последнее время пьянствовал, дебоширил…

– Да, я читал, – чуть разочарованно произнес Шамсиев. – Если мне не изменяет память, этот тип за день до убийства Аристовой гонялся с камнем за какой-то женщиной и, кажется, даже арестован за это. Но меня, признаться, больше заинтересовали ваши черновые записи, – он покопался в бумагах, которые не были подшиты к делу, – вернее, вот этот список, с фамилиями и адресами.

– Помню, это список свидетелей, – пояснил Вахрамеев.

– Я так и понял. И, судя по имеющимся здесь пометкам, были допрошены все свидетели, кроме троих. Остались Ларионова, Фатеев и Борин. Что это за люди?

Шамсиев протянул список Вахрамееву. Тот взял его, не спеша прошелся по нему взглядом.

– Вспомнил, – сказал он, возвращая листок Шамсиеву. – Ларионова – это врач, оказывала первую помощь Аристовой. Мы не смогли сразу допросить ее, она была в отпуске, потом необходимость в ее допросе отпала, дали нужные показания другие врачи. Свидетель Фатеев работал водителем такси. Он возил в ту ночь Носова и Аристову к ее подруге, но до конца не доехал, на пути оказалась свежевырытая траншея. Он высадил их в районе ресторана. К сожалению, таксист на другой день погиб в автоаварии, и я не успел допросить его, хотя вряд ли он мог бы внести какую-нибудь ясность в дело…

– Ну, а третий?

– Борин? Это бывший главный режиссер драмтеатра. В день убийства Аристовой он возвращался ночью домой, и где-то в тех местах его ограбили…

– Подробнее, пожалуйста.

– Хорошо. Сами понимаете, в те дни мы цеплялись за каждую мелочь, за каждую соломинку, так сказать. И нами была получена оперативная информация о том, что Борин в ту ночь вернулся домой в странном виде. Человек он аккуратный, педантичный. А тут появляется в подъезде, не узнать его. Куртка расстегнута, испачкана, сам бледный какой-то, испуганный. Стали выяснять. Оказалось, шел ночью домой, остановили его на окраине подвыпившие верзилы, стали денег требовать. А он что, семидесятилетний старик, больной и беспомощный, струхнул, видать… Впрочем, этим случаем занимался наш участковый инспектор Корнилов. Как помнится, в возбуждении уголовного дела по этому факту он отказал…

– А вообще что за человек этот Борин? – Вахрамеев пожал плечами.

– Я же говорил, старикашка семидесяти лет, больной, немощный, лет пять уже как на пенсии. Холостяк. Что-то не сложилось у него в жизни. Живет один. В последнее время больше сидит дома, никуда не ходит, даже в театр. Человек, надо сказать, с именем. Кандидат искусствоведческих наук, заслуженный артист федерации, имеет дипломы и награды. Словом, уважаемый в городе человек.