Прокурор остановился, нахмурил брови, видимо, мысленно ощутив себя снова во власти тех тревожных и печальных дней, и, медленно проведя рукой по лицу, продолжал, уставившись куда-то в пространство:

– Трудно сказать сейчас, поджидал ли кто ее в подъезде, подкрался ли сзади, а только не дошла она до квартиры подруги. Спустя некоторое время жених обнаружил ее в подъезде, лежащей на лестничной площадке без сознания. Там же букет роз, камень инородный. Ударили ее этим камнем по затылку. Тяжелейшая черепно-мозговая травма. Умерла она в больнице в ту же ночь… Что нам было думать тогда? Конечно, проверялась сначала самая удобная и кажущаяся правдоподобной в таких случаях версия, версия о причастности к убийству самого близкого человека, того, кто находился рядом с нею в ту ночь, жениха то есть. Да и в свете традиционного вопроса: «Кому это выгодно?» – фигура его, если исходить из понятий обычного злодейства, коварства, как-то привлекала внимание. Убийство накануне свадьбы своей невесты – таких примеров в следственной практике немало. Но оказалось, был это исключительно порядочный человек, добрый, чуткий, любящий ее фанатичной любовью. Такому до кровопролития далеко. Мы потом долго извинялись… Думали, может, убийство на почве ограбления? Тоже отпало. Все ценности: золотые сережки, перстень, сумочка с документами, деньги – оказались при ней, в целости и сохранности. Изнасилование? Тоже никаких следов, никакого намека на попытку надругательства. Может, мол, злоба, месть, зависть, ревность? Но в этом городе она уже не жила по крайней мере лет пятнадцать, и все враги, недоброжелатели, если они и были у нее в период невинной юности, наверняка успели за это время подрасти, остепениться. И на дядюшку ее, Прокофия Ивановича, как будто бы никто зла не таил. Головоломка и только! А в последнее время отрабатывали еще одну версию, версию ночного похождения какого-нибудь сумасшедшего маньяка. Но наши местные психиатры лишь посмеялись, таких, мол, на воле не держим и из психушек на ночные прогулки не отпускаем. Вот так, разбирая версию за версией, и заехали в тупик. И по сей день выбраться из него не можем… Это все, что я знаю. Ну, а об остальном вы уж с Сергеем Васильевичем потолкуете…

– Конечно, Александр Петрович! Благодарю вас! – уважительно кивнул ему Шамсиев, удовлетворенный полученной информацией, и стал медленно подниматься со стула. – А у кого уголовное дело?

– У него, – показал прокурор на Вахрамеева. – Можешь забрать сейчас же. А ты, Сережа, сдай все другие дела Карпатову и начинай с сегодняшнего дня помогать Булату Галимовичу. Перейдешь, так сказать, временно в его подчинение. А я съезжу сейчас к Прокофию Ивановичу и доложу ему о прибытии следователя из Москвы. А у тебя, Булат Галимович, нет желания лично представиться ему?

– Нет, благодарю. Как-нибудь потом… – деликатно уклонился от его предложения Шамсиев.

– Да, сдал, сильно сдал шеф, – заметил сочувственно Вахрамеев, когда они, выйдя из кабинета прокурора, остановились на минутку в коридоре. – А каков был хват! Светлая голова! Сломали его… Два года назад расследовали мы дело директора здешнего ресторана, взяточника, ворюгу. Горком тогда здорово теребил Трифонова. Кому-то из областных чинуш не нравилось, что дело пойдет в суд. Но Александр Петрович устоял, хапугу осудили. Зато потом шеф схлопотал подряд два выговора по партийной линии. Так, за разные мелочи… А сейчас вот собирается на пенсию, последние месяцы дорабатывает.

– Что ж, знакомая ситуация! – грустно улыбнулся Шамсиев.

– А что, на вас там тоже нажимают?