Он знал больше. Он знал, что женщины – все разные – одинаково наделены этой тайной, этой силой и, обладая ею, сами подчинены этой никем не превозмогаемой силе. И босоногая быстроглазая крестьянская девка, и с виду строгая монахиня, и восседающая в сияющем зале на золотом троне императрица подвластны и покорны этой желанной силе.

Сила эта, скрытая в темных, неведомых уголках души и тела, может заставить сделать невозможное, немыслимое, губительное, неподдающееся потом осмыслению никаким – ни высоким, ни низким – умом мужчины. И равно так же она неподвластна уму женщины.

В отличие от своих сверстников, соучеников по университетским учебным классам, Потемкин был наделен не просто способностями к усвоению знаний. Он – по природным своим задаткам, или по дару свыше – обладал умом, способным постигать главное, видеть суть. Таков ум мудрецов и гениев. Потемкин не был ни гением, ни мудрецом, он стал бы мудрецом, если бы все-таки ушел в монахи, заперся в келье.

Но желание превзойти всех, жажда первенства, блеска, жажда славы и празднично-торжествующего величия удержала его от монастыря и рубища отшельника или власяницы подвижника. И ум, обнажающий суть вещей, как соблазнитель готовую отдаться женщину, достался будущему славолюбцу, витающему в мечтах о заоблачных высотах.

Восемнадцатилетний Потемкин, попавший в тронный зал Зимнего дворца, мог понять то, что многим из его сверстников, вместе с ним представленных императрице, не дано было понять за всю их жизнь. Пристальный взгляд на мир – взгляд, которым он с пятилетнего возраста смотрел вокруг себя, всегда замечая главное и определяя причину и суть, проницательный, неглубокий и оттого еще более действенный ум, опыт, небогатый, но все-таки уже имевшийся, жадно поглощаемая книжная премудрость и чуткий слух, улавливающий не для всех ушей вполголоса сказанное слово, давали ему такую возможность.

Он увидел на троне не монархиню, а женщину. Владетельную государыню, подвластную той самой силе, которой не способны противостоять ни мужчина, ни женщина. Силе, исходящей из вечного желания непреодолимого соития и воспоминание о нем, даже скрытое напоминание, даже безмолвный намек на понимание его возможности, мелькнувшее во взгляде знание, что это соитие существует как таковое, и в нем единственно смысл бытия в этом, во всем остальном обманном и бесполезном, мире, способно вызвать безмерную благодарность женщины.

Только за один его взгляд, по которому императрица уловила, что он понял, что она – женщина, Елизавета одарила его таким же невольно ласковым взглядом. Тут же по женски благодарно присовокупив к этому скрыто нежному взгляду чин капрала. Записанный в Конную гвардию рядовым, Потемкин знал, что в мирное время иные рядовые до капральства служат лет пять. Он же в одно мгновение перемахнул через две ступеньки служебной лестницы.

За что? За какой подвиг, за какие заслуги, за какое отличие?

Потемкин в свои восемнадцать лет знал, за что.

Он знал, что монахиня, которую он впервые познал как женщину, пожаловала бы ему любой чин – и капрала и фельдмаршала, имей она такую возможность. Как императрица и пожаловала фельдмаршалом простого казака Разумовского, ни разу в жизни не побывавшего на поле боя.

И не только фельдмаршалом – имениями и богатством неслыханным, как и его родного брата – чинами и гетманством, верховной властью над Украиной, обширностью земель, не уступающей знатнейшим европейским державам. За что пожаловала? Потемкин знал, за что.

А за что отец императрицы Елизаветы пожаловал императорской короной ее мать, Екатерину I, через все ступеньки сословий, званий титулов и чинов? Пленная девка подлого сословия, взятая из-под солдатской телеги, была возведена силой, исходящей из тайны плотского соития, на престол великой империи на глазах у ошеломленного царского двора. И все знали, за что.