Закончили к половине третьего. Режиссер, подключив камеру к ноутбуку, начал монтаж. Девушки и светловолосый оделись и курили на кухне. Докурив, засобирались. В прихожей Антон помог Жанне надеть куртку.

– Мне в Чертаново, – сказала она, ощутив его руки на своих плечах, – подбросишь?

– Петр Вадимович просил тебя приехать, – прошептал Антон, почти касаясь губами ее уха, не желая, чтобы слышали Эля и светловолосый, различая взглядом у корней волос детский пушок, – я подвезу.

Она не отстранилась, но напряглась и повернула к нему голову, ожидая еще каких-то слов. Антон промолчал.

***

Ехали, натужно болтая о ерунде. Ксюшка сидела сзади и картинно дулась на отца. Не могла простить, что не видела «взрослых» съемок.

На Варшавке встали в пробку. Жанна щелкала кнопкой приемника, переключая станции в поисках неведомой Антону, а может, не существующей в природе правильной песни. Разговор почти прекратился. Слова были редки, как капли из-под неплотно закрученного крана.

Было неловко. Антон не смотрел на Жанну. Повернул голову влево, глядя на колонны машин, заполнивших полосы, на дымящие трубы котельных, на ковыряющего в носу водителя соседней «Ауди».

Зыков жил в центре, отхватив этаж старого, дореволюционной постройки дома на Трубной. Дверь открыла Ирина, в прошлом проститутка Зыкова, теперь ведшая его домашнее хозяйство. Ей было тридцать, но опыта в глазах – на двести. Зыков не спал с ней, она была его псом, как Кошелев, но более злым. Прошлась по Жанне неприязненным взглядом – ревновала Зыкова ко всем.

Зыков ждал в гостиной. Пил кофе, уставившись в панель телевизора на стене. Режиссер уже переслал файл. При их появлении Зыков встал и пошел к Жанне, запахивая полами цветастого халата поросшие седым волосом кривые ноги. На Антона не взглянул, считая его обстоятельством жизни – как привезшую девушку машину или дорогу, по которой та ехала, а по Жанне прошелся взглядом, после которого на той будто остался слой слизи. Отправил девушку в спальню. Уходя, она не попрощалась с Антоном, но посмотрела на него. Зыков перехватил взгляд и уставился на Кошелева:

– Ты ее трахнул уже? Так ты мне денег должен. Она ж моя собственность!

Хлопнув Антона по плечу, Зыков захохотал и предложил выпить. Антон согласился.

Хозяин проинструктировал Антона касаемо текущих дел. Но мысли Зыкова были заняты другим, он оглядывался в сторону спальни, облизывая губы и отирая их ладонью.

Антону следовало связаться с человеком, у которого Зыков покупал две квартиры в Бирюлево – на одной лестничной клетке, и смыкаются стенами. У этого человека – фамилия на клочке бумаги показалась Антону знакомой – могли возникнуть деликатные запросы.

Ирина заперла за Антоном дверь.

Кошелев знал, что старик делает с девушками. Его шеф больной, конченый мудак, извращенец и насильник, и Антону потом предстоит улаживать проблемы, если возникнут. Он сел в машину, закурил вторую сигарету от первой, и отъехал от дома Зыкова. Ксюшка, ожидая его, пересела вперед.

Антон перестал задаваться вопросом, кто он, и что делает. Все мы хотим оказаться в другом месте и заниматься другими делами, думал он. Все хотим жить в другом мире. Но живем в этом.

Прочитав мысли отца, Ксюшка посмотрела на него с укоризной.

– Слово скажешь, пешком пойдешь, – оборвал ее Антон, не дав открыть рта.

Пожала плечами и отвернулась к окну. На ней была розовая хлопчатая майка с Губкой Бобом, кеды и летние штаны с замочками и сеточкой, когда-то светлые, теперь лоснящиеся сальными пятнами на коленях и у карманов. Не мерзнет же, подумал Кошелев, и ему стало холодно самому.