Отец собственным горбом понимал эту арифметику и кабальность условий, но регулярно, каждое лето, отдавал свой «долг» (правда, непонятно, кому).

Парадокс, но колхозное стадо никогда не производило «упитанного» впечатления, скорее… наоборот.

На луга ходили, как на… не развлекаться, короче говоря.

Отец сооружал остожье на сухом месте из ольховой поросли и первоначально укладывали сено на подготовленное место вдвоём.

Потом Надя вставала в центр уложенного квадрата и «плясала», утаптывая его. Было здорово «пружинить»!

Отец подкладывал длинными вилами новые охапки: сначала по углам, затем по бокам и, наконец, в центр, где стояла Надя, заваливая её с головой. Надя хохотала!

Отец работал осторожно, постоянно предупреждая, куда направляются вилы.

Постепенно стог рос. Горизонт для Надюшки расширялся, у неё захватывало дух при виде всё новых и новых просторов. Хотелось подольше полюбоваться этой красотищей, но зевать было некогда: отец то и дело подбрасывал здоровенные охапки – их нужно было принять граблями, правильно распределить и хорошенько «уплясать», чтобы стог не развалился.

Геометрия стога соблюдалась строго – отец был мастером своего дела.

Однажды, ещё в 1957 году, сильнейший ураган, пронёсшийся над краем, «разбомбил» кирпичное овощехранилище, поджёг дом Васьки Пятака, повалил множество столбов и деревьев, но стога, поставленные отцом в самых разных покосных местах, стояли, «как солдаты». Ни одна травинка с них не упала.

Вот какие крепкие «сооружения» ставил отец, даже ураган их не тронул.

Самыми счастливыми минутами для Нади были моменты, когда отец отходил за дальними копёнками: можно было лечь на стог, раскинуть руки и смотреть на небо.

Возникало ощущение настоящего полёта вместе с плывущими в небе облаками. Сердце замирало!

А затем можно было перевернуться на живот, обнять стог руками и наслаждаться чудодейственным запахом.

– Надюшка! Не спать! – кричал снизу отец. И тут же в Надю летела огромная охапка.

Однажды, когда сооружался очередной стог, отец «подложил» Наде… змею.

А дело было так…

Приняв сено, Надя начала граблями распределять его, и вдруг заметила серую ленточку, которая стала самопроизвольно извиваться.

Наученная быстро уворачиваться от острых вил, Надя (хотя в глазах уже рябило от сена) моментально отреагировала.

– Змея! – завопила она и столкнула заброшенную отцом охапку обратно.

Отец тоже «отреактировал» мгновенно, отскочив в сторону. Прежде чем продолжить работу, отец убедился, что змея сброшена. Это была длинная серая красавица-гадюка.

Отец не стал её убивать.

– Пусть живёт! На земле нет ничего лишнего, – рассуждал он.

– Па! А если она кого-нибудь укусит? – переживала Надя.

– Сапоги надо надевать резиновые… да и расходиться с миром, – мудро объяснил отец. – Не она к нам пришла, а мы к ней.

После встречи со змеёй работали молча и с удвоенной осторожностью.

И вот – конец, делу венец!

Был ещё один момент, замечательный для Нади, – спуск с высокого стога на землю.

Отец подставлял к краю стога две длинные гладкие оглобли, и Надя, «как по рельсам», с визгом съезжала вниз.

Утешая себя этими приятными воспоминаниями о метании стога, Надя тащила с отцом последнюю копну и думала: «Хорошо, что скоро будет приятная работа…»

послышались ей обрывки песни, в которой ветер переименовал Ладу в Надю.

– Шабаш! – сказал, наконец, отец. – Домой!

По привычке пружиня, как на трясине, Надя шла вслед за отцом по знакомой тропинке.

И всякий раз, когда она, усталая, возвращалась домой, от земли исходила необъяснимая сила, которая брала Надю за руку и вела сквозь лес, через поле в синеглазых васильках, подмигивающих ей, к родному крыльцу.