Мать так настойчиво выспрашивала Лиду, когда она вернется домой, так недоброжелательно относилась ко всем переменам в поведении дочери и в ее распорядке дня, так бесцеремонно выспрашивала у ее подруг, с кем Лида встречается и где проводит вечера, что та наконец поняла: мать боится, что, выйдя замуж, Лида уйдет жить к мужу и оставит ее одну. Придя к такому заключению, Лида поспешила объясниться с матерью.

– Если я выйду замуж, мы будем жить здесь, – сказала она, глядя на мать, укрытую пледом до подбородка. В комнате было полутемно: неизбывный, устоявшийся запах лекарств царил здесь, как в коридоре больницы. Мать только раз взглянула на нее – это был осторожный, быстрый взгляд. – Я сказала, что мы с Олегом будем жить у нас, – повторила Лида. – Но в первый и последний раз прошу тебя: не вмешивайся в мои дела. Если ты хочешь, чтобы я относилась к тебе как раньше, ясно?

В глубине души она была уверена, что Олег сделает ей предложение со дня на день. Они всё больше походили на мужа и жену, хотя по-прежнему проводили время в машине или в квартире на первом этаже мрачного пятиэтажного дома на окраине города; окна ее выходили на крошечный, усаженный липами палисадник. Чаще всего они виделись в бассейне. Там Лида обращалась к нему на «вы», и, если после восьми вечера у него были дела, ждала его в холле или в дальнем конце трибун. Лето они собирались провести в Джанхоте, если позволят обстоятельства и их отпуска совпадут. Именно тогда в конце мая Лиде сказали, что она должна будет отправиться в июле в совхоз под Волчанском – туда посылали две группы третьекурсников на уборку огурцов. Вечером, придя в бассейн, Лида отворила дверь в кабинет директора и, увидев, что Емельянова нет, подошла к столику инструктора, за которым сидела кабинщица.

– Олег Анатольевич уехал? – спросила ее Лида.

– Да, – сказала женщина. – Минут пятнадцать назад.

– А он скоро вернется? – спросила Лида. – Он не сказал, куда уезжает?

– Сказал, что в роддом, – ответила женщина. – Он уже вряд ли сегодня будет. А может, и будет, откуда мне знать.

– В роддом? – переспросила Лида. – Что ему делать в роддоме?

– То же, что и всем. Цветы жене повез.

– Этого не может быть, – сказала Лида. Она чувствовала, что губы ее дрожат, и ничего не могла с этим поделать. – Вы ошиблись.

– Я? – сказала женщина. – С какой стати? И вообще, какое отношение к этому имеете вы?

– Никакого, – сказала Лида.

Она прошла в женскую раздевалку, быстро разделась, надела купальник, но вместо того, чтобы спуститься в выплыв, возвратилась в душевую, открыла до отказа горячую воду и встала под душ. Ее била крупная неуемная дрожь. Потом она сообразила, что не надела шапочку, и тотчас забыла об этом. Она не знала, сколько времени провела в душевой, стоя под горячими струями в мареве густого горячего пара и прижав руки к груди.

…Машина Емельянова стояла у входа в бассейн, Лида подошла к ней, открыла переднюю дверь и села на сиденье рядом с ним.

– Вижу, ты всё знаешь, – сказал Емельянов.

– Да, – сказала Лида. – Знаю.

– Наверное, это к лучшему, что тебе рассказали. Я сам хотел, да так и не собрался.

– Да, – сказала Лида. – Тебе надо купить жене подарок.

– Думаешь? – спросил Емельянов.

Он ожидал этого, и всё же от сильной пощечины у него дернулась голова.

– Ну вот, – сказала Лида, – теперь мы квиты. Ну-ка, отвези меня домой, ты, счастливый отец.

Ноги у нее не были идеальными, но сапоги на платформе – мода на них только начиналась – да две пары бостоновых брюк сделали этот изъян незаметным. К тому же она поняла, что есть смысл покупать по-настоящему хорошие вещи – их легче сдавать в комиссионный, когда подвернется нечто стоящее, а вещам выйдет срок. Получая сто в месяц и живя с родителями, Лида могла позволить себе не только ходить в филармонию, но и расплачиваться за себя в ресторанах, когда ее приглашали, а ее приглашали, потому что она научилась отказывать в большем таким образом, что человек возвышался в собственных глазах. Мало-помалу она дала почувствовать нам, что не нуждается в нас, и кое-кому из нас это развязало руки: свидания с ней не влекли никаких обязательств. Она была невысокого мнения о мужчинах, и мы это чувствовали.