– А соседи? – спросил ее. – Они ведь слышали крики?

– Отец недотепы говорил, что я провинилась и поэтому меня порют. Конечно, он не говорил про изнасилования. Но никто и не уточнял. Он ведь уважаемый человек. Все это длилось почти год – до момента, пока не наступила наша свадьба. К тому времени я уже свыклась и, понимая неизбежность происходящего, добровольно шла в комнату к недотепе. Я не кричала и не сопротивлялась. Ждала подходящего момента, чтобы сбежать. Момент наступил в день моей с недотепой свадьбы. Под предлогом того, что мне, как невесте, нужно побыть наедине, я вылезла в окно, тихо проползла за домом, чтобы собравшиеся во дворе гости не заметили меня, и запрыгнула на коня. Мчась на нем в Новочеркасск, я плакала от радости, что, наконец, увижу свою судьбу. Что сбежала из ада, в котором пробыла почти год. Но судьба моя, как оказалось, заключалась не в том, что я воссоединюсь со своим любимым… – она остановила свой рассказ и, вытерев слезы, указала рукой на поле, находившееся на противоположной стороне дороги:

– Где-то здесь меня настигли казаки.

Понимая, что передо мной подселенка, я не пытался сканировать ее. Слыша ее историю, мне становилось досадно, что она оказалась в подобной истории так же, как было жаль, что темное дымчатое биополе подселенцев невозможно прочитать. Я был уверен, что, помимо увлекательности их трагичных историй, в них существовало что-то общее. Что-то, что объединяло судьбы людей, отправившихся в лимб. Моя рука потянулась к пачке сигарет и, схватившись кончиками пальцев за фильтр сигареты, я сразу же закрыл пачку и бросил обратно. Жажда преобладала над рассудком, но я изо всех сил старался держать себя в руках. Не прогибаться под слабую и бесхарактерную версию.

– Поняв, что мне не скрыться, я остановилась и слезла с коня, – продолжала она. – Но они были изрядно пьяны и разгорячены. Первый казак, проносясь мимо меня, ударил шашкой по пальцам, второй, следовавший за первым, по руке. И так, кружась вокруг меня, они наносили удар за ударом, до тех пор пока полностью не изрубили. Так я оказалась в сером пространстве. В нем не было ни звуков, ни запаха. Я видела, как казаки копали яму и, подходя к моему изрубленному телу, хватались за голову. Они говорили между собой, но я не слышала о чем. Закопав мои останки, они оставили меня здесь навсегда. Первый год я скиталась в пределах местности, пыталась привлечь внимание скакавших мимо меня людей, вспахивавших землю крестьян, но это не приносило никаких плодов. Проходили дни, за ними месяца, и в какой-то момент я потеряла счет времени. Ориентировалась лишь по временам года, хоть и понимала, что здесь весна, как и зима, очень условны. И, когда наступило первое полнолуние лета, я перестала видеть мир так, словно нахожусь за толстым мутным стеклом, непропускающим ни единого звука. Тогда я поняла, что стала осязаема . Это было ранним утром. Радуясь свершившемуся, я побежала в ближайшую станицу – Большой Лог. Оказавшись возле влюбленной парочки, я попросила их, чтобы они помогли мне добраться до Новочеркасска. Но, увидев меня, они бежали как от чумы. На мое благо, бежавшая девушка уронила зеркало. Я подняла его и увидела это, – проведя пальцами по своим шрамам. – Почувствовав отчаяние, я бросила его и спустя мгновенье снова начала видеть мир таким, каким видела его последний год. И так каждый год я появлялась на рассвете, тщетно пыталась попасть в Новочеркасск и исчезала. Шли года, менялись поколения, прокладывались дороги, строились дома и образовывались селения, в то время как я оставалась здесь, возле своих останков, и наблюдала за всем со стороны. И лишь изредка своим появлением пугала людей. Но вдруг ранним утром я снова стала осязаема. Мне показалось это странным, ведь было далеко не лето. Но все было не важным. Я тут же остановила попутную машину и направилась в Новочеркасск. Добравшись, я обнаружила, что дома, в котором жила любовь всей моей жизни, не существует. Вместо него возвышалась безликая громадина с множеством окон, на чьих подступах даже места для людей не было – только лишь машины, машины. Расстроившись, я продолжила скитаться по городу. Мне не хотелось есть, спать… вообще ничего, кроме воды. Казалось, я так и погибну в чуждой для меня эпохе с людьми, мало чем отличавшимися от…