– Андрюша, в этом месяце у меня не так много денег, – виноватым тоном произнесла мама, протянув мятые купюры.

– Да о каких деньгах речь?! – возмутился, отодвинув ее руку в сторону. – Ничего мне не нужно! Сам разберусь!

– Я тебе говорила не лезь! – повысив голос, она обратилась к отчиму.

Поняв, что ругань на пустом месте ни к чему, я попытался разрядить обстановку:

– Давайте поступим следующим образом… – взяв паузу, чтобы понять, каким именно образом нам нужно поступить, я слегка замешкался. Глядя на отчима, я начал понимать его недовольство, излучаемое с самого порога. Он был не в восторге от моей несамостоятельности. С другой стороны, кто виноват в том, что моя инфантильность достигла подобных масштабов? Моя ли несуразная проекция? Поняв, что перекладывание с больной головы на здоровую ничего не изменит, я решил продолжить компромиссным предложением, должным устроить и отчима, и маму: – Я попробую разобраться сам, а если станет прямо совсем туго, обращусь к вам. Договорились?

Когда отчим, услышав мое предложение,  улыбнулся, я почувствовал облегчение от успешного смягчения углов. Понимая, что это всего лишь первый кирпич в фундаменте моих изменений, я не радовался, но теперь в собственных глазах выглядел не так жалко.

– Бери, кушай, – сказала мама, погладив меня по голове.

Взяв бутерброд, я с удовольствием освежил свои воспоминания о ее кулинарных навыках. Уплетая один за другим куски теплого хлеба с сыром и колбасой, мы погрузились в обсуждение дел мамы, отчима и, конечно же, моих. Про свои дела я не мог рассказывать так же емко, как мама и, обходясь преимущественно общими формулировками, заканчивал каждое изложение мысли фразами «все хорошо», «но все будет хорошо» или «все не так уж и плохо». У меня не было желания сканировать ни ее, ни отчима. Но я сделал это. И не найдя в отчиме и маме ничего опасного для себя, заключил, что это вошло в привычку. Как и бесконечная тяга к курению в новой проекции. Но зацикливаться на сдерживании своей способности я не стал. Зачем ограничивать себя в том, что не несет никакого вреда для окружающих? Если таковыми не считать крадников-подселенцев.

Проведя вечер в обсуждении, мы лишь в момент очередного новостного блока поняли, что уже девять часов. Мне было недостаточно этого времени и я не хотел уезжать в Ростов, но, помня, сколько дел впереди, грустно озвучил:

– Мне пора.

– Конечно, нам и самим завтра рано вставать, – сказала мама, погладив меня по руке.

Я быстро уловил в темных уголках памяти своей проекции, что говоря «нам», она подразумевала только лишь себя. Отчим и здесь не работал – только пил, курил, смотрел новостные блоки и раз в месяц ездил в банк, чтобы обналичить пенсию. Которую потом он потратит на бутылку вина, приговаривая, что пиво или водка намного вреднее.

Улыбнувшись, вспомнив фразу «Вино – это не про алкоголь, а про разговоры», я встал с кресла.

– В конце недели заеду.

– Буду очень рада, – сказала мама, улыбнувшись в ответ.

Я пожал руку отчиму, поцеловал маму и поковылял из дома, после чего, выйдя со двора, сел в машину. Моя рука потянулась к сигаретам, но я одернул себя. Твердо решив изменить себя, мне нельзя было допускать слабину. Тем более на этапе борьбы с проекцией, когда она в любую секунду готова завладеть телом, чтобы продолжить влачить свою жалкую инфантильную жизнь. Запустив двигатель, я перевел машину в режим езды, достал телефон и позвонил Юле.

– Ты куда пропал? – претензионно донеслось из динамика. – Мы договаривались, что никто никуда не пропадает!

– Не попадает, – поправил ее, – ни в какие ситуации не попадает.