– Почему они были против?

– Из-за суеверия, – взглянула Габриэль на Адама через зеркало заднего вида. – Говорят, что это – клетка дьявола. Якобы Бог заточил в ней тёмную сущность, и если её снести или перестроить, то печать спадёт, и дьявол начнёт бесчинствовать, пожирая души горожан. Гринвелли – это деревенская окраина Станвелла, здесь люди верны своим выдумкам.

Припарковав машину на проселочной дороге, размытой в лужу, Адам и Габриэль вышли из машины. Миссис Уоткинс, кутаясь в свой дождевик, уже было тоже устремилась на выход, но Габриэль попыталась её образумить.

– Нас должен кто-то прикрывать, понимаете? – была вынуждена она расстроить женщину. – Кроме того… кроме того, я… – Габриэль хотела сказать: «не хочу рисковать ещё и вами», но посчитала, что это лишь сильнее подстегнет неутешную мать поставить на кон свою жизнь ради спасения дочери.

Читал ли Адам ее мыли или нет, но он спас ситуацию:

– Миссис Уоткинс, мы приведём вам вашу дочь в целости и сохранности. Однако нам может потребоваться помощь из вне, на случай, если церковь – это ловушка. Поэтому вы должны сидеть на телефоне и быть готовы нам посодействовать.

– Почему я? А не Габриэль? – задалась вопросом та. Однако ногу, поставленную на грязь минутой ранее, всё же прибрала обратно в салон.

– Потому что Габриэль знает, как выглядит огон, а вы нет.

– Что ж, ладно, детишки… Ваша взяла! – Женщина выставила из машины молоток. – Тогда передаю свои обязанности тебе, Габриэль! И нечего щадить злодея!

Габриэль натянуто улыбнулась:

– Как скажите, миссис Уоткинс…

Из-за того, что церковь располагалась вдали от ближайшего поселения, жилые огни, как это бывает в никогда не засыпающих городах, здесь не сияли. Под дождливым небом, без единой звёздочки, холм на Гринвелли проваливался в беспросветную тьму. Карманный фонарик Габриэль едва справлялся с тем, чтобы освещать дорогу. Он высветил за стеной ливня развалины – когда-то белый фасад, облезлый и потемневший с годами, обзаведшийся ноющими шрамами в виде трещин. С главной башни от самого шпиля, где прежде стоял обожженный молнией крест, сходило чёрное пятно. Из центрального круглого окна над главным входом на Габриэль и Адама недружелюбно посматривали потемки.

Восточная стена, принявшая на себя удар бомбы в сорок пятом, отверзалась дырой.

Адам и Габриэль перешагнули каменные развалины и попали в главный зал.

За половину столетия от пола здесь мало, что сохранилось. Там, куда ежедневно попадал свет, густо проросла сорная трава, меж прогнившими досками и плитами струились болотистые ручейки. Габриэль пару раз споткнулась о предполагаемые останки скамьи, пока возилась с заедающим фонариком. Её ступня почти погрязла в яме – в маленьком грязном озерке воды на месте осадка земли.

– Стой! Не ходи дальше! – предостерёг Адам. – Там яма.

Фонарик промигался и вновь вспыхнул. Габриэль навела его себе под ноги и ухнула.

– И как только ты её заметил?

В искусственных бликах фонаря виднелась зеленоватая жижа. Как глубоко в землю уходило это мини-болото можно было определить, разве что проткнув его поверхность палкой, ну или, как чуть не произошло в случае с Габриэль – наступив в него ногой. Стоило отвести свет в сторону и наполненная жидкостью яма превращалась в омут, полностью сливающийся с блестящими влагой тенями церковного зала. Фонарь любопытно взметнул свет на лицо спутника.

– Не свети на меня! Собьешь настройки! – проворчал Адам, морщась. Волосы, ещё пару часов назад грязно-серые от вымывающейся краски, после последней прогулки под дождём стали светлее ещё на два тона.

Пришелец скинул размокший, что тряпка, пиджак на спинку скамьи, а рукава рубашки немного завернул, потому что те изначально сидели длинновато по его руке.