Мне стало страшно от боли в её словах. Воспоминания нахлынули и вот уже нам по 16 лет, а мы всё вечера с бабушками проводим. Златка вечно с картами сидела и гадать её учила моя бабушка, Поля чай из земляники делала, а баб Катя меня шептать учила. И как же мне это нравилось, с каждым шепотом, словно сильнее, вольнее, как если бы мир мне подчинялся. Только баб Лены Златиной не было, не любила она эти посиделки, говорила, что с подростками дела иметь не хочет, но как мы из дома уходили, так они втроём сидели болтали, готовили пирожки с мясом и запивали их компотом из свежих яблок. Любо тогда мне было от одного взгляда на них, шутила с девчонками, что мы такими же будем. Много раз Златка упрашивала бабушку научить её петь те песни, которые они часто запевали, но она лишь смеялась и говорила, что жизнь научит. «Увидь же меня».

Ручка двери обожгла холодом, сама дверь казалась тяжёлой и запечатанной, как если бы и вовсе не надо было мне внутрь заходить, но я всё же её отворила. Прошла внутрь. В центре комнаты стояли стулья, а на них гроб. Поленька… не пытаясь остановить слезы, медленно двинулась к ней, чугунные ноги как корнями приросли к полу, захотелось кричать от увиденного. Деревянный с черными отделками, внутри обитый бордовым бархатом, контрастно смотрелся с белоснежным свадебным платьем подруги. Вот она, совсем близко, вот моё яблочко. Словно королева зимы лежала неподвижно, такая же красивая и безмятежная. Белокурые локоны аккуратно уложены, слегка розоватые щеки, брови на оттенок темнее цвета волос, закрытые глаза. В моей памяти она всегда улыбалась, строила глазки и наклоняла голову набок. Всегда смотрела с вызовом, спрашивая: «А что мне за это будет?». И сейчас, молчаливая Мадонна, которую не тревожат больше разговоры о даре, парнях, шалостях. Теперь её сон длинной в вечность. Прости меня, Поля, прости за то, что разрушила нашу дружбу. Прости, что ни разу тебе не позвонила после смерти бабушки, а вот теперь стою и кошки скребут на сердце.

Нежданный поток невидимых иголок ударил по щеке, напомнив, почему я уехала и не приезжала. Бей меня, Поля, бей, я заслужила. Метель за окном взревела, фотография упала со стены. Свечи потухли, лишь ты да я. Знала, что ты ждёшь меня, знаю, что подашь знак. На фотографии запечатлен Кирилл с тобой, ты улыбаешься, а он смотрел на меня уже тогда. И снимок как напоминание о том, что было сделано. Стало еще холоднее, спина покалывала от холода, за спиной гроб. Мне нужно обернуться, нужно пропустить удар сердца и не испугаться. Медленно кладу фотографию на подоконник, поворачиваюсь к тебе и в свете уличного фонаря вижу пар из твоего рта.

Бабушка рассказывала, что дух ведьмы остаётся в доме еще семь дней. Первый день едва слышно, почти как смерть обычного человека. Второй день порывы ветра. Твоё сердце остановилось сегодня, откуда у тебя такая сила. Карачун призовёт тебя, ответишь ли ты на зов его? Или встанешь кровью к своему роду?

По поверью, женщины нашей крови могли обращаться к богу зимы за желанием раз в год, он его исполнял. Однако, после смерти ведунья либо шла на зов его, становясь упырём, либо душа её находила утешение в саду забвения. Это лишь красивое название для нашей судьбы, бабушка называла то место адом, я же склонна думать, что это среднее между адом и раем. В рай с нашей кровью никогда не попасть, как злая шутка предков, решивших иметь силу. За ту силу расплачиваемся и поныне. Как повелось в нашем роду говорить, нехай в аду, зато все вместе. Упырём никто не становился, верилось, что выдумки это.