Посидев так в смешанных чувствах достаточное время, как он думал, для установления природного порядка, Шиперо предпринял еще одну попытку заглянуть в источник. На этот раз он вооружился камнем поострее, чтобы придать себе уверенности. Родник тем временем беззаботно резвился в своей колыбели, на разный лад поплескивая жемчужной рябью. Лойд подкрался к его краю и занес над водой свободную пятерню, предпочитая пока не высовываться самому. Поверхность снова сгладилась, и в то же мгновение тоненькая, как стебелек, струйка робко потянулась навстречу парящей ладони. Лойд ахнул, но убрать руку не решился. В этот самый момент родник перестал быть в его понимании чудесным природным явлением: скорее, он принял его как равного себе – такое же живое существо, разве что иного происхождения.

Пальцы супротив воли задрожали, едва серебристый колосок приблизился вплотную к руке, а затем, не на шутку встревожив Лойда, струйка затрепетала, словно передразнивая своего визави. Тогда Лойд дерзнул осторожно сомкнуть пальцы в кулак, как бы демонстрируя способности своего тела. Тут же тонкий поток воды устремился обратно к истоку, наделав немало шуму на поверхности, и уже через мгновение берега родника стали раздаваться вширь, заставив Шиперо вскочить на ноги и немедля отступить.

Какое-то время старик пятился, не сводя глаз с увеличивающегося в размерах источника, пока спина его не уперлась в каменное возвышение. Он с несвойственной себе прытью взобрался наверх и стал ждать, что же произойдет дальше. Разросшись до размеров небольшого озера, источник остановился у подножия породы и, разгладившись, замер.

Тогда-то Лойд и увидел вновь собственное отражение: из зеркальной глади на него смотрела полупрозрачная косматая голова с лицом, не как прежде испещренным глубокими морщинами, а заметно помолодевшим, но, между тем, бледным, точно у вурдалака. Поистине пугающим был взгляд: доныне яркие, лазурного цвета глаза теперь точно выбелились или покрылись мутной пленкой, а щеки впали так, что на него глядел и не человек вовсе, а ожившие мощи когда-то почившего молодого мужчины – его самого лет двадцати назад. Выражение лица сменялось в унисон владельцу, но Лойду пришло в голову, что источник подменяет изображение затем, чтобы сбить его с толку. Ежели он призрак, то…

– Руки! – воскликнул он. – Мои руки!

Испугавшись собственного вопля, он вскочил на ноги и принялся судорожно размахивать руками перед лицом в попытке стряхнуть галлюцинацию: пальцы, ладони, кисти, предплечья и плечи – все потеряло непроницаемость до такой степени, что Лойд мог видел сквозь них. Ослепленный ужасом, он все твердил:

– Бессмыслица… Бессмыслица! Я сплю… Сплю.

Он исчезал, терял свое земное обличье – вот что бывает с тем, кто превыше воли и благоразумия ставит примитивную нужду. Другие объяснения попросту не шли ему в голову, ведь до испития воды неизвестных свойств на богом забытой земле он имел плоть. А теперь… Кто он теперь? Проклят ли он, до скончания веков заточенный на острове призраков, или по-простому умер, сам того не зная?

– Предательское тело! – взревел старик и остервенело, как раненый зверь борется со смертью, вонзил зубы себе в предплечье. Желаемой боли не случилось. Челюсть замкнулась на лад холостому затвору, но глухо, сама не своя. – О нет! Нет, нет… – заплясал он на месте, исступленно ощупывая тонущее в воздухе лицо. – Дьявольщина! Да кто вы такие будете? – последняя фраза была обращена, как Лойд чаял, злым духам, слишком трусливым, чтобы показаться натурально и сразиться с ним, как подобает приличиям.