Рассказывавшие о произошедшем придворные давились от хохота, проливая на свои хитоны виноградное вино, по эллинскому обычаю перемешанное с водой, описывая, как крестьяне, некогда плевавшие вслед удалявшемуся от них правителю, ныне стояли на коленях вдоль дороги, а горожане осыпали цветами путь кавалькады Ирода от городских ворот до дворца правителя. Везде была заблаговременно собрана дань, причем она не только превосходила обещанное. На отдельных грузовых повозках Ирод вывозил подарки, собранные лично для него благодарными за его приезд жителями Галилеи. Раньше срока к Кассию явился Ирод с собранной данью и не потеряв за время похода ни одного человека.

На радостях Кассий тут же поручил Ироду собирать подати по всей Сирийской провинции, а также высшей римской властью он был допущен к складам оружия легионов, находившихся в самой Иудее. Таким образом, спустя всего три года после позора в Галилее и суда в Иудеи, Ирод, образно говоря, получил право входить, когда ему вздумается, и в Иудею, и в Галилею, не спрашивая на то разрешения и действуя на основании приказа Рима. Это был триумф!

Я уже был на подступах к Риму, когда в Иудее началась гражданская война, поднятая неким Малихом[48], отравившем величайшего из людей, которых я когда-либо знал, Антипатра, и сместив его сына Фасаила, после чего узурпатор занял место фактического правителя Иерусалима, при безвольном и вечно полагавшемся на других Гиркане.

Взбешенный убийством отца, Ирод поднял было свои легионы, но вовремя явившийся в Самарию брат Фасаил отговорил его от столь опрометчивого шага, предложив свой план. Я слышал, что они обменялись письмами и подарками с Малихом и Гирканом, после чего посетили Кассия, заверив его в своей искренней дружбе и нежелания ссориться впредь.

На обратном пути один легионер, за давностью лет я позабыл его имя, вдруг напал на Малиха, перерезав ему горло. За спиной этого благородно пожертвовавшего собой воина четко угадывались тени двух мстивших за отца братьев, но официально была принята версия о том, что убийца был заговорщиком, так что награду за его смерть семья покойного получила тайно, негласно. Об этом позаботился я лично, получив подробное письмо от Ирода уже в Риме. В послании правителя, разумеется, не было ни слова о произошедших событиях, но, сопоставив все «за» и «против», я разгадал тайный смысл письма, и семья покойного вдруг получила наследство, оставленное им бог весть откуда взявшимся родственником из Испании. Для большей правдоподобности я переоделся в дорожный плащ, покрыл лицо и одежду пылью и явился в таком виде в дом почтенной вдовы.

Более чем скромное убранство дома говорило о том, что семья действительно нуждается в средствах. Представьте себе короткую и узкую бедняцкую кровать, на ней тюфяк, сквозь заплаты которого виден клок простого ситника, скорее всего, нарезанного на болоте возле Цирцей. Там все собирают ситник. Потому что бесплатно.

Хозяйка тут же обтерла подолом мраморный столик, поставив передо мной небольшой канфар[49] с вином и, когда я пригласил ее выпить вместе со мной, немножко помявшись, как все женщины, скромно взяла себе простую глиняную кружку. В углу я приметил довольно старый сундук, куда хозяйка, по всей видимости, складывала одежду. Все чистое, ухоженное, но ужасно ветхое. Поначалу я смотрел на все это убожество, недоумевая, на что тратились деньги погибшего легионера? А ведь жалования, которое получает рядовой, при экономном ведении дел хватает на десять человек…

Мои сомнения разрешила сама хозяйка, извинившись за отсутствие в доме еды, мол, сестра с улицы храма Аполлона устраивает обед, на который ушли все ее шестеро детей и, как водится, прихватили с собой корзины со съестным.