Я вообще не могла понять, что сейчас он сказал. Как я могу преподавать что либо, если не смею отдавать распоряжения?

Что значит «согласовывать любые передвижения»? Ведь почти каждый день возникают экстренные ситуации, когда нет даже секунды на размышления. Не то чтобы найти, где он и спросить разрешения действовать. «Определять виды занятий и практик» – это, вообще-то, прямая моя служебная обязанность. По моим методичкам и расписанием работают почти всё кинологические подразделения округа и не только. Что это, вообще, сейчас было? Да ещё и вот так, перед общим строем? Ладно, без паники. Узнаем «в кабинете после построения».

– Разрешите войти?

– А, пришла, значит? Ну, входи. И дверь закрой.

Он сидел за столом ротного и ковырял ручкой в зубах.

– Ну, что, девочка, понравились тебе новые правила?

– Товарищ лейтенант, можно ли ближе к уставу.

– А ты дерзкая. Меня предупреждали. Ну, ничего, и не таких обламывали. По уставу, говоришь? Можно и по уставу. Например, сегодня объявляю вам наряд в не очереди. С дежурством по роте с 20.00 до 8.00.

– Не имеете права. Моя должность…

– Твоя должность?! – он противно рассмеялся, – твоё звание! Позволяет мне хоть окопы рыть ночью тебя поставить! И никто не скажет слова против.

Он встал из-за стола и направился ко мне.

– Но я могу ведь быть и добрым. И даже приятным. Очень.

Он подошел вплотную. Его дыхание касалось моего лица.

Рука скользнула по моему лицу. Я непроизвольно отдернулась, словно от жабы.

– Товарищ лейтенант, что вы себе позволяете? – я отшатнулась к двери.

– Баба ты красивая. Но глупая. Мы можем дружить, – он снова протянул руку в мою сторону. Я шарахнулась к двери.

– Ну, а как я могу «не дружить», я уже показал. И это ещё не предел моих возможностей. Так что ступайте, готовьтесь к ночному дежурству. Как раз там и обдумаете моё поведение. А солдатики вам в этом помогут, – он засмеялся. Что-то было мерзкое в этом смехе.

Я выскочила из кабинета. И вбежала в свой. Остановилась, как вкопанная.

Все мои конспекты, записи и плакаты валялись на полу. Затоптанные солдатскими сапогами.

«Ирма!» – ужас до холодного пота заставил, снося всё и всех на своем пути, бросится к локалкам.

Я подлетела к вольеру, повернула замок и крикнула: «Ко мне!». Собака, испугавшись такой реакции, метнулась ко мне и, не цепляя поводка, мы помчались прочь из локалки через дальний выход. Стоило нам заскочить за угол вольера, как я увидела, что в локалку вошла группа солдат и остановилась перед вольером Ирмы.

– Тихо, девочка, тихо. Но быстро.

Я бросилась к дальней стороне выгулочной площадки. Там, за лесочком, прикрытая от глаз высокой зарослью, была дыра в заборе. О ней знали только мы с моей командой. Выломанная доска была декоративно приставлена и закреплена проволокой. Мы часто пользовались этим потайным ходом, чтобы сбегать за вкусняшками нашим четырёхлапым напарникам. Вкусняшки всегда заканчивались неожиданно и в самый не подходящий момент. Вот потому и сделали мы себе такой лаз.

Ребята давно разъехались и только я знала о его существовании.

Собака четко бежала рядом. Достигнув цели, я приподняла доску и просто вывалилась наружу. Ирма тут же принялась облизывать лицо. Верный пёс никак не мог взять в толк, что это за новый вид развлечений и почему хозяйка на таких нервах.

Но страх быть настигнутой не давал отдышаться. Я перекатилась, вскочила на ноги и бросилась бежать прочь. Хорошо обученная собака бежала рядом.

На станцию нельзя. Именно там нас и будут искать. Я перебрала в мыслях всё известные мне, но малолюдные места. Однажды, когда мы искали Шона, я вышла на неприметную тропку и по ней – к соседней станции. Главное – не заблудиться!