Георгия арестовали и поместили в тюрьму на период следствия. С этим он смирился, как-никак, жизнь ребенка унесла его машина, он был за рулем. Он покорно ожидал своей участи, какой срок придется отбывать в местах не столь отдаленных. Наказания не боялся, ведь он всю свою молодость провел на Крайнем Севере, где основной контингент – это люди, отбывающие срок – зэки. А сколько таких шоферов без разбирательства, без вины было отправлено на нары, наверное, не перечесть.

Ангелина

Не смирилась с этим горем только его жена Ангелина. Она, вообще, была ангелом для этого настоящего русского труженика, настоящего мужика. Она обратилась к адвокату, хорошему адвокату, Квитинскому Георгию. Они, два Георгия, жили рядом и дружили. Частенько на лавочке в саду принимали на грудь водочку, болтали о жизни. Квитинский Георгий взялся за дело серьезно, по-деловому. И вот, уже через некоторое время, два Гоши снова сидели на лавочке в саду возле дома. Только Квитинский Гоша остался брюнетом, а Щекотов Гоша стал из брюнета блондином, и в глазах у него навсегда поселилась грустинка.

Как Гошу любили на трассе, какие крепкие товарищеские отношения были в гараже автоколонны, я видел своими глазами. С каким трепетом он шел в кабинеты начальников автоколонны, думая на «ковер» (ну, чего еще ждать от начальства), а ему выдавали новый «Икарус» и направляли на престижные маршруты, возить туристов иностранцев. Потом из поездок он привозил нам диковинные сувениры. Иностранцы влюблялись в этого седого как лунь, голубоглазого, с открытой белозубой улыбкой шофера. Ему доверяли, его ценили и уважали. А он ничего для себя не требовал, не просил, он работал и старел, потихоньку теряя свое здоровье.

Мы с Леной вернулись в родной город Иркутск из северного Усть-Илимска еще и для того, чтобы поддержать наших стариков – мою маму и родителей Лены. Я тут уже писал о птичках. Они заботливо и нежно выкармливают свое потомство, защищают от бед, невзгод и хищников. Выпустив из гнезда свое потомство в самостоятельную жизнь, быстро забывают друг о друге. Встретившись на улице в дикой природе, они не здороваются, не милуются. Они становятся чужими. Умирающему от голода, обессилевшему от старости папе-воробью его дочки и сыночки, которых он вывел и воспитал в огромном количестве, уже не помогут. Не принесут в клюве попить, съесть крошечку хлеба. Он будет умирать молча и долго. Так уж устроена природа. Его дети будут трепетно заботиться каждый о своем выводке, чтобы потом остаться брошенными и забытыми своими детьми. Так будет повторяться и повторяться, пока живет наш мир. Но мы-то люди, и всегда должны помнить о своих стариках. Не только помнить, а возвращать, отдавать им тепло, которое они потратили на нас. И это тепло должно нарастать, превосходить то, которое было получено нами. Если хочешь, чтобы твои дети не забывали тебя, не забывай своих родителей.

Вспоминаю, как деда Гоша, теперь он стал дедом, а потом и прадедом, тяжело переносил послеоперационный период в больнице. Ничего не ел, начал стремительно худеть. Шестнадцатого января 1996 года у него удалили левую почку, это профессиональная болезнь шоферов. С левой стороны открывается дверь машины. С левой стороны опускается стекло для проветривания салона. Левая сторона наиболее подвержена сквозняку и переохлаждению.

В верхнем ряду: Георгий и Ангелина Щёкотовы, Клавдия Васильевна Сальникова, второй ряд: Матрена – сестра Клавдии, Мария и Георгий Савельевы, внизу Саша Щёкотов (слева) и

Витя Савельев (?)

В больнице жила, заботясь об отце, его дочь – моя Лена. Мы покупали всякие изысканные вкусности: икра была и черная, и красная, мясные деликатесы. Мне было неловко, когда я все это притаскивал в общую палату областной больницы. Там лежало много пациентов, которые были не нужны никому, к ним никто не приходил, о них никто не беспокоился. Я начал «гоношиться» и привозил уже чего-нибудь на «общак». Дед не ел ничего, организм не принимал, а он смирился и перестал бороться.