Юру-Ленина привезли в милицию и посадили в обезьянник – комнату с металлическими решетками рядом с дежурным милиционером. Через некоторое время наш Ленин стал жалобно проситься в туалет. Количество выпитого спиртного превратилось в огромное гидравлическое и все нарастающее давление в его мочевом пузыре. Наконец, мольбы Ленина были услышаны, и дежурный офицер милиции отправил молодого сержанта сопроводить Юрия в уличный туалет (другого тогда не было) во внутренний дворик РОВД. Туалет того времени не отличался изысками – деревянное дощатое строение на два очка. Видимо, это рассчитывалось по каким-то нормам. Выгребная яма была добросовестно огромной, вырытой таким образом, что часть её захватывала небольшую площадь внутреннего двора, где и находились отверстия в деревянном полу для отправления туда нужды. Большая часть ямы выходила на прилегающую улицу Российская, а внешний деревянный короб, огораживающий выгребную яму с улицы, накрывался щитом из досок. Юра зашел в это незамысловатое архитектурное сооружение, а сержант в сторонке начал ожидать «облегченного» узника милиции. Справив нужду, Юра, как смекалистый мужик, начал изучать заднюю стену туалета, выходящую на соседнюю улицу. Какое счастье, доски прибиты плохо и при небольшом усилии раздвигались – сделал открытие Ленин.

Надо бежать, и Юра делает шаг на свободу в проем между предательски раздвинутых досок. Чувство надвигающейся свободы переполнило его пьяненькое существо. Еще одно мгновение, и прощай ментовка, не видать тебе больше Юру-Ленина. Ленин, как и его великий прообраз, наверное, ощущал себя тоже вождем мирового пролетариата, способным решать любые, даже самые сложные задачи. Нам любые преграды по плечу! Не мог он предполагать, что вчера рабочие-ассенизаторы оставили незакрытой крышку ямы после выкачивания части её содержимого, произведенного майорами и сержантами, следователями и оперуполномоченными, а также задержанными правонарушителями и разными урками. Здесь, в яме, содержимое от выхлопа всех этих разных социальных категорий и групп мирно сосуществовало в ожидании дальнейшей откачки.

Не знал Ленин об этом, вот и погрузился по грудь в «благоухающую» жижу. Вот и стало наполняться и пропитываться всем этим многообразием «ароматов» новое французское пальто из ткани джерси. Каждая его шерстинка жадно впитывала незнакомые запахи, соответствующие настоящему местоположению своего несчастного хозяина. А хозяин с перепугу, немного отойдя от шока, вызванного полетом и стремительным погружением, начал неистово орать и звать на помощь сержанта. Его уже засосало зыбучей жижей по горло. Молодой сержант в мужественном испуге, не понимая случившегося, каратистским приемом выбил входную дверь в туалет и в боевой стойке влетел в помещение. Но там не было никого. О ужас, в очко, как в страшном кино с экрана телевизора, он увидел страдальческое лицо Юры, пикантно окаймленное коричневым воротником мерзких фекалий. С протянутых вверх за помощью скрюченных рук пленника клокочущего «Эдема» слетали прилипшие какашки. Сержант отпрянул со словами:

– Ну и хрен с тобой, сиди там хоть до утра, – и твердой походкой зашагал обратно в здание райотдела милиции.

Ему было пох…, что внизу в этой яме человек может захлебнуться и утонуть. Для молодого милиционера Юра-Ленин был обычным нарушителем правопорядка. А с такими, чуждыми социалистическому обществу, элементами тот церемониться не привык. Вот, блин, написал я эти строки и призадумался: «Сколько же разных уровней человеческих взаимоотношений я описал: по плечу, по грудь, по горло и пох… Это ж надо какая география, ну, или анатомия?!»