Внутри меня образуется ледяной ком. Чем его растопить? Просто надеюсь, что это ощущение скоро пройдет.

– Как выглядел нападавший?

– Да я разглядеть его толком не успел, – парень нахмурил лоб. – Все так быстро… Белая майка, синие джинсы. Волосы такие, – он раздвинул указательный и большой пальцы, – средней длины.

– Куда он побежал?

– За магазин, – подросток указал в конец улицы.

– Ясно, – мужчина достал из-за пояса пистолет. Ничего здесь не трогайте. Полиция уже в дороге.

* * *

Музыкант лежит на газоне, в нескольких метрах от веранды. Его лицо напоминает театральную маску. Словно вся жизненная сила ушла и остался только маленький, едва трепещущий огонек. Невозможно поверить, что за каких-то пятнадцать минут человек может так измениться.

Глаза полуприкрыты. По блуждающему взгляду ясно, что парень уже плохо понимает, где находится. Дыхание прерывистое, неровное, с нехорошим булькающим звуком. Руки слегка подрагивают:

левая вытянута вдоль тела, правая – на животе. Майка в крови. И трава вокруг тоже густо запачкана кровью.

Рядом несколько человек. Средних лет женщина (судя по отсутствию паники – медсестра или что-то в этом духе) и коренастый мужчина в черной кипе. Вокруг кольцо зевак.

У мужчины в руках телефон, по которому он выкрикивает короткие, рубленые фразы:

– … несколько ножевых, да… Тяжелое…. Срочное переливание.

– Через сколько будут? – не отрывая взгляда от музыканта, спрашивает женщина.

– Минут через пять-семь.

С веранды принесли плед, из тех, что вечером или в холодное время года предлагают посетителям.

Женщина сворачивает плед валиком и кладет музыканту под голову. Находятся и бинты. Видимо, кто-то успел сбегать в аптеку. Она прикладывает их к ранам. Пытается остановить кровь.

У меня слегка кружится голова. Со мной всегда так. Порезанный палец еще ничего, но если рана глубокая, то к горлу сразу подкатывает тошнота. Я надеялся, что с возрастом это пройдет.

Не прошло.

Заметив меня, музыкант приподнимает руку и указывает куда-то в сторону.

– Что? – не понял я.

– …гитара, – с трудом разлепив губы, произносит он.

Осматриваюсь вокруг. Людей все больше, а инструмента не видно. Наверняка, гитара где-то рядом, но в этой суматохе никому до нее нет дела.

Через пару минут поисков обнаруживаю гитару. Она лежит неподалёку от веранды. Поднимаю ее с земли и возвращаюсь к музыканту.

Парень застыл в той же позе. Взгляд устремлен в небо. На лице никакой боли и страха. Только отрешенность и спокойствие. Словно ни толпа, ни кровь на траве не имеют к нему отношения.

– Вот, – я приподнял инструмент и положил рядом с ним.

Музыкант улыбнулся.

– Спасибо.

Женщина, перевязывая раненого, кинула на меня быстрый взгляд.

– Что это?

– Его гитара. Что же еще?

– Ясно, – она обернулась к мужчине в кипе, – Долго там еще?

Тот пожал плечами.

– Едут.

Не успела она закончить фразу, как где-то неподалеку прогремели выстрелы: бах-бах-бах!

Толпа стихла.

С соседней крыши сорвалась стая испуганных птиц.

Люди у веранды повернули головы в сторону, откуда исходил звук. Затишье длилось секунд пять, а затем вновь: бах-бах-бах!

По толпе прокатился шепоток.

Зазвучало множество голосов, и площадь потонула в их гуле.

Прошло около минуты, прежде чем вдалеке послышался вой сирен. С каждым мгновением он становился все ближе.

Никогда в жизни я так не радовался этому звуку.

* * *

Скорая и полиция приехали почти одновременно. Медики (двое мужчин с бесстрастными лицам) действовали слаженно. Словно механики на «Формуле-1», которые за несколько секунд меняют резину участнику гонки. Перебрасываясь короткими фразами, они осмотрели музыканта. Задали несколько вопросов женщине, которая останавливала кровь. Затем, как по команде, подняли раненого на носилки и понесли в фургон.