Милосердная дочь часто навещала его, приносила фрукты, сигареты, минеральную воду. И заметила однажды, что отец теряет адекватность восприятия окружающего мира, путается в коридорах, не очень связно говорит.

Мой Макеев с юности дружил с Ананко. В 1966 году они оба стали участниками областного телевизионного конкурса молодых поэтов. Победил Макеев, но на дружбу это не повлияло. Саша ездил к Василию на родину, в Клеймёновку. Им даже с поезда пришлось прыгать. А когда я училась в Москве на ВЛК и присылала мужу с поездом продовольственные передачи, Ананко обязательно оказывался среди счастливчиков, встречающих посылку. Пировали они знатно на московских харчах! Однажды я спросила Василия, почему так произошло в жизни Ананко? Может, его мало в семье любили, женщины сторонились? Он рассмеялся: «Да ты что! Ананко был орёл, красавец. Дамочки по нему вздыхали тайком». В это верилось с трудом. Я чаще видела Александра не в лучшей форме. А в последние годы – и говорить нечего. Хотя на молодых фотографиях, в белой рубахе при бабочке, он выглядел очень импозантно. А если к этому прибавлялось «поэт» (в 60-е-то годы!), то можно себе представить… И ещё одна деталь: Саша в молодости занимался боксом, имел чуть ли не первый разряд.

Александра Семёновича Ананко проводили благородно. Семья постаралась. А после ко мне приехала Наталья и попросила помочь собрать все вышедшие книги отца: «Хочу, чтобы мои дети читали деда и гордились им».

Чем не достойный итог?

А жизнь… Куда же денешься! Она бывает разной, но итог всегда один. Лишь бы дети и внуки гордились и не забывали.

В подтверждение правоты многих, кто по достоинству ценил стихи Александра, видел его несомненный ум и несуетность натуры, кто не склонен подводить под общую черту высокий дар и низменные обстоятельства нескладной жизни, я привожу два его стихотворения, очень для него типичные.

Ковыли
1
Все та же здесь ветрам свобода,
Волнисто льются ковыли,
Но все-таки
Века и годы
Здесь не на цыпочках прошли.
Бывало, что земля дрожала,
Когда лилась клинков гроза,
И жала шашек остужала
Ночная сизая роса.
Земля курилась горьким прахом
В послевоенный год лихой,
И танк впрягался, точно трактор,
В упряжку ржавых лемехов.
Здесь робко будущие весны
Окликнул первый соловей
Земля землею остается,
И человеком – человек.
Непросто вновь здесь жизнь возникла,
Но ясен день, и даль чиста.
И светится в траве гвоздика —
С папахи конника звезда.
2
То не белые снеги легли,
Не курятся поземкою заструги.
Снятся мне во степи ковыли,
Тень косая плечистого ястреба.
Чтоб я жил, понимая добро
Сердцем, не замурованным наглухо,
На судьбе моей выжгла тавро
Лиха послевоенного засуха.
Сединой,
Горькой солью земли,
Миражом отдаленной метелицы
Ковыли,
Ковыли,
Ковыли
По степи, зноем выжженной, стелются.
Снится степь, но не снится покой,
Снится зоркая высь соколиная.
Ковыли
Возраст, видно, такой,
Что мне память виски заковылила.
Лили проливни,
Зной ли палил —
Жизнь сбывалась не щучьим велением.
Верю я, что не зря ковыли
Увенчали мое поколение.

Мир душе твоей, поэт Александр Ананко!

Март 2012

Волгоградец в Ашкелоне

Гуммер Иосиф Самуилович 15.09.1922 – 04.01.2011

Иосиф Гуммер стремился в Волгоград, чувствовал себя здесь по-домашнему, почти каждый год прилетая в гости из Ашкелона, и не скрывал, что скучает по городу на Волге, дорожит старыми знакомствами и дружбами. Его отъезд в Израиль по-человечески понятен: еще раньше Россию покинули дочь и внучка, и жизнь без них потеряла для него смысл.

Писатели-волгоградцы в большинстве своем спокойно отнеслись к смене Отечества одним из своих товарищей. Близких друзей, по причине ухода в мир иной, в писательском доме у Гуммера практически не осталось, а у более молодого поколения взгляд на эту ситуацию стал куда как либеральнее.