Временами дочь Александра Семеновича, Наташа, принималась усиленно опекать отца – отмывала, откармливала, наряжала в яркие спортивные костюмы и свежие футболки. Идиллический Ананко гордился собой недели две, а потом всё возвращалось на круги своя. Он любил выходить за рамки очерченного бытия, особенно, когда из Елани наезжал сельский песнопевец Виктор Ростокин. Разлучаясь лишь на короткие ночные часы, друзья бражничали вволю, благо ростокинский нагрудный карман не тощал наличностью, а о щедрости его можно легенды слагать. И вот ведь что интересно: с иными меж нашим народом и чашка чая шла в расчёт, а жадничать перед Ананко считалось неудобным. Почему так? Ответ прост: его любили и почитали за хорошего поэта, за весьма самобытную личность.
Со времён моей литстудийной молодости (1972, 1973 и т. д.) до 2011 года, когда Александра Ананко не стало, статус-кво хорошего поэта он никогда не терял. Об этом говорила Маргарита Агашина, это твердил Василий Макеев, с этим соглашались десятки других наших стихотворцев. Книги у Саши выходили регулярно, и юбилейное издание к своему 70-летию он планировал как избранное из уже изданных книг. Однако горькие обстоятельства его последних дней во многом план этот поломали. Правда, кое-что Ананко успел отметить карандашиком для включения в книгу, но уже неустойчивой рукой. Избранное, конечно, выйдет, но, может быть, в сокращённом варианте.
На поэзию А. Ананко у меня есть свой взгляд, и я выскажу его на этих страничках, но пока всем, кто откроет мою книгу и окажется не слишком осведомлённым о жизни и творческом пути Александра, расскажу то, что мне известно.
Родился он 23 мая 1941 года в селе Лемешкино бывшего Жирновского района. Отец его, Семён Степанович Ананко, редактировал районную газету и считался крепким журналистом. Гораздо позже, уже познакомившись с Сашей, я слышала много добрых слов об его отце и вообще – о семье. Долгими периодами, скользящий по поверхности своей плохо организованной жизни, Саша Ананко не вязался в моём представлении со спокойной, трезвой, благополучной жизнью родной семьи. Хотя детство, пусть и военное до 1945 года, было для него наполнено теплом и светом, любовью близких, чистой первозданностью деревенского мира. Подолгу он жил в доме своей бабушки Дарьи в селе Вязовка Еланского района. Значит, был напоён молоком и воздухом, просторечьем и ширью земных просторов. Это не только формирует поэтическое мировоззрение, но и закладывает здоровую, крепкую основу человеческой натуры. Первое, несомненно, воплотилось в ярких и размашистых строках Ананко, а человеческая натура, к сожалению, часто пасовала перед натиском иных реалий.
По стихам легко прочитывается, что своим детским «раем» Саша прежде всего считал бабушкину Вязовку с речкой Терсой, о названии которой сохранилась легенда: Терса – преграда, рубеж, заплот. Будто бы в давние времена струящиеся мягкие воды речки остановили войско Батыя, став на время ледяными и неодолимыми. Для себя самого Ананко определил в контексте описанной им легенды некую границу между тем, что оставалось за спиной, и тем, что открывалось перед глазами:
В бытовых разговорах Ананко редко на что жаловался и уповал. Подойдёт, скажет: «Дай мне пятнадцать рублей на маршрутку», и уходит сутуло, но жёстко. Зато в стихах горько проговаривал всё сокровенное, святое для себя, чем была наполнена душа. За долгие годы общения между нами ни разу не было глубокого доверительного разговора. Если я спрашивала: «Саша, как тебе моя последняя книжка?» Он уклончиво отвечал: «Извини, не дочитал…» Но однажды написал весьма эмоциональный отклик на книгу моих повестей «Трава под снегом». Я была удивлена, позвала его в писательский буфет и угостила в очередной раз.