Обычно на уроках деда Макара наши космонавты хохочут от его шуток, но только не сегодня. Треть учеников затошнило, а некоторые и вовсе с зелеными лицами побежали наперегонки в туалет, прикрывая рот руками. Благо тут можно бегать. Гравитация на корабле есть только в симуляторе и в рубке. Ещё в медблоке и комнате отдыха. Так что дальше им придется лететь к туалету наперегонки, а это не слишком удобно.

– Ништо, – прокомментировал это бегство с урока дед Макар, – тяжело в ученье, легко в бою.

Только наша «уточка» прекратила беспорядочное кружение, как, заглянув в иллюминатор, я обнаружила, что остальные наши корабли тоже делают «бочки».

– Да, тренировки идут на всех кораблях. По моей личной методе, – приосанился дед Макар.

– Я смотрю, у вас боевое настроение!

– Конечно, тут я нужен, у меня настоящее дело, а не бессмысленное протирание портками завалинки. Теля умерло, хлева прибыло.

– Надо записать, я как раз пословицы старые собираю. Это типа: не было бы счастья, да несчастье помогло?

– Примерно.

– А как же ваши больные ноги?

– Починили в принтере, – довольный дед приподнял штанину, демонстрируя молодые голени.

– Уже не отвергаете прогрессивные технологии?

– Да я парням давно говорил, что разумные веяния надо приветствовать. Нельзя отвергать буквально всё. И уж точно нужно приветствовать то, что может облегчить или совсем убрать болезнь человеку.

Я шла в тюремный отсек, чтобы навестить Урмана, и вспомнила, как мы с Димой познакомились на площади Свободы, когда он с помощью уличного представления с перчаточной куклой на руке по имени Петрушка как раз критиковал эти самые наши современные технологии, в частности, коррекцию личности. И хотя это было всего четыре месяца назад, какими далекими казались мне эти события.

Потом я вспомнила свой первый визит в село Крутое, мы прилетели туда с Силой. Какими влюбленными глазами смотрел на меня Дима. В мой голове мелькнула мысль, интересно, а когда папа впервые так посмотрел на мою маму?

И вдруг в моей голове сами собой начали появляться картинки. Это было так неожиданно, что я притормозила и зависла на середине коридора «уточки». Какое-то кафе на Земле, кажется, у космодрома. Точно. Это кафе «Олень», рядом с ним стоит фигура оленя, кажется, из бронзы, в свою натуральную величину – два метра в холке. В народе эта скульптура почему-то называется «лось». Хотя, вряд ли скульптор когда-нибудь видел оленя или лося, они вымерли во время Всемирной войны. Сквозь стеклянную стену я вижу, как в небо только что взвилась очередная ракета, старая, поскольку она еще ромбовидной формы, сейчас таких на нашей планете уже не делают.

Я сижу за столиком кафе в приподнятом настроении, почему-то сильно волнуюсь. Смотрю в маленькое зеркальце, которое достала из пластиковой сумочки. Но в зеркале я вижу не себя, а маму. Это не моё воспоминание. Оно принадлежит моей маме. Я испытала странное чувство: мой ум как будто раздвоился. Я помнила, что я – Иоланта, и в то же время ощущала себя Еленой – своей мамой на первом свидании с отцом.

К столику подошел Грегор и поставил перед Еленой чашку с какой-то прозрачной коричневой жидкостью.

– Это чай? – ахнула Елена. – Его же нет нигде!

– Бармен – мой хороший знакомый. У него остались несколько пакетов с доперезагрузочного времени. Его заморозили под землей, а теперь вот… Конечно, не то, что свежий. О вкусе свежего мы можем только догадываться.

Елена отхлебнула большой глоток, подержала напиток во рту, прислушиваясь к ощущениям.

– Очень интересный вкус, горький, но горечь приятная.

– А это мармелад, – Грегор достал из кармана шорт бумажный пакет.