Инзраки Дана Обава

Фактически моя новая жизнь начинается уже в тот момент, когда я прихожу в себя на холодном кафельном полу туалета, где валяюсь в обнимку с презрением к себе и одной туфлей, зажатой в руке. Звучит не круто, но так даже лучше – сразу ясно, что это то самое дно, от которого предполагается иносказательно отталкиваться и дальше следовать наверх и только наверх. Днище. Итак, днище очнулось и пытается подняться.

Здесь холодно, а по контрасту с теплым обволакивающим сном, в котором я только что находилась, так и очень холодно. А мне снилось лето и бабушкин заросший сад со старыми яблонями. Мы с сестрой, бегущие по тропинке, навстречу приключениям. Нам по пять лет и у нас еще полная семья.

А сейчас снова похмелье и снова чувство глубочайшего разочарования в себе. Похоже, я опять нарушила данное самой себе слово. И ведь вроде бы, подумаешь, мелочь – пригубить бокальчик вина, чтобы отметить конец муторной рабочей недели. Или одну бутылочку пива, или еще чего-нибудь, что под руку подвернется. Я даже не заметила, когда прошла точку невозврата, и все – снова валяние на полу, запутавшись в собственных конечностях, с мерзким привкусом во рту. Жалкое вонючее существо, не соображающее и отупевшее.

Слабо шевелясь, я пытаюсь вспомнить, что же было вчера. Кажется, прошлым вечером мы с сестрой заглянули после работы в бар, собираясь провести там не больше получаса, но потом к нам подошел какой-то смазливый парень, угостил, и понеслось. Мы пили, он что-то рассказывал, смешно шутил, так что потом все вместе мы пошли в другой бар, а оттуда в какой-то клуб. И везде пили, и было весело, вот только клуб оказался какой-то не такой. Чем-то он определенно выделялся среди сотни подобных мест. Но чем именно? Пустота.

Даже не так. Ощущение, что эти самые воспоминания потонули с мерзкой вонючей жидкости, которая бурлит внутри черепа и давит на оставшиеся мозги в стремлении выбраться наружу и затопить весь мир в своей мерзости и вонючести. И эта гадость обнаруживается не только в голове. Особенно отвратительно эта жидкость ведет себя в желудке. Видимо, туда первоначально сбежали воспоминания в тщетной попытке спастись. Теперь чья-то склизкая рука стискивает желудок, постепенно сворачивая его в крендель, и пытается выжать оттуда воспоминания прямо на белоснежный кафель. Чистенький такой, приятно холодящий щеку. Судя по всему, принадлежащий тому последнему клубу, где я, походу, позорно вырубилась и теперь лежу прямо на полу в туалете. Одним словом, позорище, до такого я еще не доходила. Надо бы уже наконец встать…

Все-таки сподобившись как-то удержать воспоминания внутри, собравшись с последними, невеликими, надо сказать, силами, поднимаюсь для начала на четвереньки, потом встаю, предварительно долбанувшись головой о раковину, и с ужасом смотрю на то, что отображает мне зеркало. А показывает оно мне, по каким-то своим внутренним соображениям, кривоватое воронье гнездо, облитое малиновой краской – зря я себе только прядки окрашивала. Из гнезда свисает мешок с глазками, демонстрирующий, очевидно, мое похмельное лицо. Размазанная по его бугристым чертам косметика представляет собой низкохудожественный хаос.

Сестра моя, кстати, имеет точно такие же черты лица и при этом умудряется быть намного красивей. Даже наутро после тяжелой ночки Аля является нам таким мило взлохмаченным ангелом, а не потасканной ведьмой, как некоторые типа меня. Вся красота ушла к ней, так говорят даже наши общие друзья. Я не обижаюсь. Она родилась на семь счастливых минут раньше меня, выросла на три сантиметра выше и имеет на сто талантов больше своей неудачной копии. На мне принтер сломался.

Включив воду, я пытаюсь смыть хотя бы часть всего этого кошмара, под которым предположительно должно обнаружиться мое настоящее лицо, но, попав на кожу, ледяная влага вызывает лишь неуемную жажду. Забыв обо всем, я пью и пью, набирая воду горстью, пока она не пытается сбежать от меня через нос. Захлебнувшись, я отодвигаюсь от раковины и снова смотрю на себя в зеркало. Ну, в общем, толком ничего не изменилось, только гнездо на голове приобрело еще более унылый повисший вид.

Встав на цыпочки, пытаюсь разглядеть что-нибудь кроме своей дурацкой башки, убрав от лица мокрые пряди, теряю равновесие и врезаюсь в стену. Еще пару раз проделываю данное упражнение, чтобы разглядеть наконец у себя на шее какие-то странные кровоподтеки и следы зубов. Мда, ночка явно бурно прошла. Если уже прошла, конечно. Окна в туалете нет.

Уже с некоторыми нехорошими подозрениями я отодвигаю защелку на двери и выглядываю наружу, ожидая увидеть коридор в том клубе, который запомнила последним. Мрачное такое место, с черными стенами и красными диванами. Но едва просунувшись в приоткрытую дверь, с туфлей в руке, которую держу, как оружие, я вижу только еще одно сплошь покрытое светлым кафелем помещение. Прямо впереди в нескольких метрах от меня находится небольшой бассейн с мутной водой, углы которого украшают белоснежные статуи. Неужели мы после клуба пошли поплавать? Вряд ли. Пьяные вусмерть, кому мы там нужны. Где-то в клубе или даже на его пороге мои воспоминания заканчиваются. А оттуда самостоятельно я бы уже никуда не доползла. Значит, меня сюда притащили. И, если подумать, чему удивляться. Вырубаясь черт знает где среди незнакомых людей, нужно быть готовой, что твое бесчувственное тело могут куда-нибудь перенести без твоей на то санкции. Так что да, бассейн. Спасибо, что не на помойку. И отдельное спасибо, что тушку перетащили целиком и при этом не слишком помяли.

Вокруг бассейна в беспорядке раскиданы пластиковые, также белые лежаки и скомканные белые полотенца. Среди всей этой белизны я сразу примечаю свою вторую туфлю и сумочку, что доставляет мне короткое мгновение радости.

Оглядевшись вокруг, я не вижу в помещении никого живого, так что сразу ковыляю подбирать свое имущество. Прежде всего, мне хочется достать телефон и отзвониться сестре, ведь мы гуляли-то вместе, а как разделились, не помню. Плюхаюсь на один из лежаков и достаю из сумки мобильный, но он полностью разряжен, так что не судьба. Раздраженно хмурюсь на него, словно это он виноват, что я не зарядила его перед выходом с работы.

Так-с, а это что у нас тут? Носком туфли брезгливо пинаю ком из полотенца на полу, оно разворачивается, и я вижу на нем пятна крови. Большие такие пятна, кровь шла обильно, что, в общем, бывает. Может, просто носом пошла от переизбытка чувств, а может кто-то кому-то по пьяной лавочке кулаком зарядил. Присмотревшись внимательнее, замечаю засохшие уже пятна и брызги повсюду: и на лежаках, и на полу, и на белоснежных фигурах гипсовых купальщиц у бассейна. То есть кто-то носился со своим расквашенным носом, обильно орошая кровью все вокруг. Ну, тоже могу представить. Единственный возникающий вопрос – это, что я тут делаю вообще?

Черные-черные стены клуба – все, что я помню. И еще какого-то навязчивого рыжего чувака. Ладно, что бы ни было, пора выбираться отсюда.

Не без труда поднявшись на ноги, зажимаю сумочку подмышкой и легкой походкой несвежего зомби ковыляю к двустворчатым дверям. Дергаю за ручку, еще дергаю, но двери не поддаются. Рискну предположить, что остальных участников увеселений уже давно выгнали отсюда, а меня забыли, заперев здесь до утра. А то и до понедельника. Блин.

Снова трясу двери.

– Эй, выпустите меня отсюда! – кричу я на всякий случай. – Пожалуйста!

Немножечко паникую, очень хочется домой. Прямо острая необходимость возникла.

Оглядываясь вокруг, успокаиваю себя тем, что хозяева данного заведения, чем бы оно ни было, не оставили бы помещение в таком жутком виде, так что стоит ждать, что кто-нибудь вот-вот придет убираться. Да и свет горит, так вот.

Пока жду, решаю выглянуть на волю и вдохнуть свежего воздуха. Заодно и, возможно, сориентироваться во времени, а то и месте моего заточения. Подойдя к окну, вижу, что оно на самом деле самое обычное, просто на него наклеена пленка, имитирующая витраж, сквозь которую мало что видно снаружи. Но схватившись за ручку боковой створки, слышу за дверью цокот каблуков.

– Привет, ты новенькая? – с этими словами в комнату входит незнакомая девица с подносом и заискивающей улыбкой на старательно разукрашенном лице. Она одета в короткое черное платьице, напоминающее ночнушку, длинные черные с узором гольфы и туфли на высоченных каблуках. На шее и запястьях кружевные украшения. – Я подумала, тебе это пригодится, – приветливо говорит она, мелкими шажочками подходя ближе.

На подносе оказывается пакетик с яблочным соком и блюдечко с разбитым на квадратики шоколадом. Не густо, но мигом проснувшийся волчий голод не позволяет мне тут же рвануть к выходу. К тому же, хоть неожиданно появившаяся дароносица и похожа на вампиршу, только что посетившую визажиста, тем не менее, она кажется безобидной.

– Меня зовут Лана, а тебя? – спрашивает эта девушка, как только мы вдвоем присаживаемся на лежак, и я приступаю к еде.

– Ариадна, но лучше просто Ада. – Организм относится и к шоколаду, и к соку с большой благодарностью, сразу ощущая себя намного лучше. – Что это за место?

– Тебе разве не объяснили? – удивляется Лана.