Вот такой выдался день. День, нехарактерный для него. День, полный его женщиной. День очень счастливый. Этот день родил совершенно нехарактерный для него настрой. Созерцательно-умиротворенный. Настрой оказался сильнее любви к «двум сестрам» и удивительным образом гармонировал с ночью. Эта ночь была бы совсем темной, если бы не звезды и Луна, и совсем тихой, если бы не тихий, в чем-то ритмичный шум моря и едва слышный шелест ветвей сосен, с которыми заигрывал родившийся к вечеру ветер.

Его душа отдыхала в этой прекрасной вселенной. Он любовался звездами, которые, как бывало всегда, открывали ему сокрытое для других, наслаждался негромкой мелодией моря. Вспоминал мгновения минувшего дня. Даже не подошел к телескопу. Жил своим чувством. Потом начался дождь, шум моря стал громким, почти сердитым. Но все эти перемены нисколько не изменили настрой человека в обсерватории.

Ему не хотелось расставаться с ночью, видеть бледное начало рассвета. Но повлиять на смену времен суток не мог даже он со всей своей магией. Скоро должен был начаться новый день, а вместе с ним после короткого сна и дела. Дела, безумно любимые им. Дела, которым он отдал почти всю свою жизнь. Такие ночи, как сегодняшняя, в его жизни были очень редки.

Заканчивалась ночь, прошедшая без трудового угара, без азарта исследований. Ночь, в которой властвовали чувства. Заканчивалась волшебная ночь, ставшая таковой без всякого волшебства…

Я обязательно прихожу сюда в самый первый день каждого своего приезда на Рижское взморье. Эти места… Мне кажется, они никогда не хотели, чтобы я уезжал, а сейчас были рады видеть меня. Такое ощущение у меня возникает всегда, когда снова встречаюсь с ними.

Они – это спасательная станция в Дубулты и курортная поликлиника в Майори. Для тех, кому незнакомы эти названия, скажу: и Майори, и Дубулты – это все части Юрмалы. Той самой знаменитой, когда-то имперско-российской, потом советской, а нынче латвийской Юрмалы. Это старинный, «дореволюционный» курорт. Поликлиника и станция – тоже старые. Обе – «бывшие». Станция с башенкой уже несколько лет как закрыта, ее обточенные временем и балтийским ветром стены сейчас обтянуты каким-то пятнистым материалом цвета хаки (во всяком случае так было, когда я писал эту книгу – прим. автора). Деревянное, с большими окнами и красивым куполом здание поликлиники – в прекрасном состоянии, недавно отремонтировано. На нем висит табличка: «pardod» (продается – латышский, прим. автора).

Станция и поликлиника – эти мои символы Юрмалы – оставались все дальше и дальше. Несмотря на довольно сильный прохладный – уже был сентябрь – ветер, я медленно шел по широкой, светло-желтоватой полосе пляжа. Медленно, потому что снова, как всегда, в первый день отдыха много ходил и натер ногу. И еще потому, что мне не хотелось возвращаться в гостиницу, которая находилась на другом краю вытянутой на многие километры вдоль Рижского залива Юрмалы. Именно эти ее места для меня – родные, это места самых хороших воспоминаний.

Четверть века… Почти столько времени прошло с тех пор, как я и родители начали ездить отдыхать в Юрмалу. Можно по пальцам одной руки пересчитать годы, когда я не бывал здесь. Сначала с мамой и папой. Потом, когда они состарились, в основном, один. Я приезжаю сюда, они остаются в Москве, но все равно здесь, на Рижском взморье, я чувствую их удивительно добрую, хранящую меня ауру (мама и папа ушли, но это по-прежнему так – прим. автора). Чувствую сильнее, чем, например, на работе, в Москве. Может, потому что на взморье душа очищается от суеты, от всего того, что мешает увидеть мир, вглядеться в его глубину. Эта добрая аура во всем – и в старой, охраняющей берег, спасательной станции, и в курортной поликлинике, где столько лет лечили людей. Сколько раз родители проходили мимо этой станции? Сколько раз мама была в поликлинике? Бог весть…