Адмирал внимательно посмотрел на меня, потом запрокинул голову и рассмеялся.

– Ну-ну… Третьеклассник против величайшего рунного мага современности. Нет уж, Гектор. Если кому и прятаться – то явно не мне.

Подлодка сбавила ход, а затем и вовсе остановилась в полукилометре от нас.

Люк открылся, и на корпус взошел человек в серой униформе и фуражке. Одежда болталась на нем, как на скелете, да и сам он напоминал ожившего мертвеца.

Лицо и руки обгорели так, что больше напоминали освежеванную плоть. Страшные рубцы сплошь покрывали татуировки с теми же символами, что и на пушке.

И хоть колдовские знаки не уберегли хозяина от огня, все же сумели спасти от неминуемой смерти. Вот уж действительно – призрак прошлого.

Следом из лодки вышли четверо молодых американцев – без ожогов, но назвать их здоровыми язык бы не повернулся.

Такие же тощие, с посеревшими лицами и грязными бинтами – все несли печать нечеловеческих лишений и частых ран.

Глядя на них создавалось впечатление, что матросы заходят на свои тайные мятежные базы только для того, чтобы пополнить припасы и снова уйти в пучину.

Гребаный «Летучий голландец» с проклятым экипажем, павшим жертвой ненависти и злобы неприкаянного капитана.

– Генрих Кросс-Ландау! – Нимиц подошел к гаубице и коснулся казенника. – Я предлагаю тебе сдаться на милость Соединенных Штатов Америки. Твоим пассажирам и экипажу гарантирована полная неприкосновенность. Мне нужен только ты, Генрих. Чтобы повесть тебя, как военного преступника, коим ты и являешься.

– О чем это он?

– О незакрытых гештальтах, – проворчал старик.

– «Аризона», – «зомби» отогнул палец. – «Оклахома». И «Мериленд». Три безоружных корабля-лазарета под красными крестами. Три братские могилы для двух тысяч раненых солдат. Но для тебя любой солдат – это враг. А на войне все средства хороши – не так ли, Генрих? Не потому ли ты столь истово за мной гоняешься? Ведь я последний свидетель твоих злодеяний.

– Катись в Пекло, откуда и вылез, – рявкнул адмирал. – Я никому и никогда не сдамся! Ни при каких условиях!

– Правда? Даже при таких?

Честер подошел к одному из матросов, который все это время почему-то держал руки за спиной.

И щелчком сбросил фуражку, открыв взору темные вихры и впалые глаза с темными кругами.

Я узнал его сразу, хотя видел всего раз – и тот на фотокарточке в кулоне.

Альберт Кросс-Ландау.

– Трус и подонок! – рявкнул адмирал и схватился за саблю. – Прикрываешься детьми!

– С каких пор тебя стали беспокоить дети? – усмехнулся соперник. – Ты же не думал о них, когда топил отцов, как котят. Я даю тебе последний шанс, Генрих. Ты или твой сын. Род или гордость. Честь или совесть.

Стоящий за стушевавшимся пареньком матрос поднес к его затылку револьвер и взвел курок, и щелчок отчетливо резанул по ушам, несмотря на расстояние и плеск волн.

– Если же откажешься, на пощаду не надейтесь – я уничтожу ваш кораблик вместе со всем экипажем. У вас нет шансов против меня.

– Ублюдок, – старик вцепился в поручни и свесил голову. – Ты хоть представляешь, какой спектакль разыграют янки из моей казни? Уже и не знаю, стоит ли волноваться о судьбе рода после такого позора. Альберт не справится сам. Он не боец, не лидер, не политик.

– Не забывайте про Риту. Вдвоем они горы свернут, – улыбнулся. – И все же вы отчаялись раньше времени. Рано сдаваться. Я что-нибудь придумаю.

– Мистер Нимиц! – крикнул, сложив ладони рупором. – Есть минутка?

– Кто говорит? – нервно отозвался подводник.

– Гектор Старцев. Наследник. Судя по вашему говору, вы из Техаса, верно? Ковбой, джентльмен и боевой офицер. Почему бы вам не вспомнить славные традиции вашей родины? Решите вопрос так, как решали их ваши предки – один на один, пуля против пули.