Но Кирилл не мог не заметить того, что часто умные мысли приходили к нему после пробуждения. Да, он знал, что Менделееву приснилась его таблица, знал и о других случаях таких ночных прозрений. Однако с собой никак не связывал это, оставаясь на всякий случай реалистом не по вере своей, а скорее из осторожности отклониться слишком резко в противоположную сторону, где было больше неизвестного и необъяснимого, а он любил ясность. К тому же не забывал о заветах Нильса Бора – о его двух системах описания чего-либо.

С таких позиций он подходил и к понятию двойника. Он четко представлял, что это – нечто большее, чем сам человек – его высшее «Я», с точки зрения философии. И что оно находится внутри человека или одновременно и внутри, и вовне. Если обратиться к магии, так сказать, абстрагируясь от материализма, то там это называется именно двойником. А в христианской религии – это Ангел-Хранитель, по сути – посредник между человеком и Духом. И в том, и в другом случае всё сходится: если обобщить, то это – помощник. Но для чего вообще он нужен? Кирилл, как ни покажется парадоксальным, снова связывал это с физикой, а точнее – с энергией: он каким-то шестым чувством, интуитивно понимал, что нельзя общаться непосредственно с Духом (в христианской лексике), по причине слишком высоко-вибрационной энергии, которая просто может разрушить человека. В его представлении логично выстраивалась такая структура: Личность – Двойник – Дух. Но Кирилл не собирался спорить с Создателем, не понимая до конца всей сложности законов Вселенной. И даже не претендовал на подобное знание, представляя, на какой ступени развития он находится сам в этой системе координат высшего порядка.

Однажды ему приснился сон, хотя, он думал, что не спит, и до сих пор не уверен – в каком именно состоянии находился тогда. Вначале ему показалось, что пол возле кровати, на которой он лежал, стал светиться, вернее, та часть пола, которая была рядом с кроватью, выглядела светлее остального, и этот свет немного вибрировал. Кирилл закрыл глаза, подумав, что это как-то связано с его усталостью, и что ему все почудилось. Но не захотел открывать глаза, чтобы проверить – так ли на самом деле. Неизвестно сколько прошло времени до того момента, когда перед ним возник человек, который назвал себя его тенью, отделившейся от тела несколько веков тому назад, когда сон отделился от реальности, хотя когда-то это было одно непрерывное состояние человека.

– Оно и сейчас такое же, – сказал он, но люди теперь вынуждены следовать только одному варианту происходящего. Это и есть потеря рая, проклятие, наказание человека – не знать истинной картины мира, известной Всевышнему.

И только прозвучали эти слова, и только Кирилл хотел спросить, как же эта тень нашла его, и где она находится, что он ее никогда не видит, как зазвонил мобильник. Он сел на постели, и стал смотреть на то место, где видел свет на полу, но там ничего не было. Да, человек точно стоит ближе к животному по шкале вселенского разума, – подумал он, – однако от нас многое зависит, ибо есть два пути на выбор: эволюционировать или деградировать, а другого не дано. Наблюдая за тем, как с этим справляется современное человечество, он не испытывал ни малейшего оптимизма, склоняясь к последнему варианту, и предрекал закат разума в полной степени, если не произойдет что-то невероятное: не потекут реки вспять и небеса не падут на землю. У него было впечатление, что некоторая часть человечества элементарно занимается саморазрушением, а с точки зрения психологии и даже психиатрии – это сильно смахивало на нежелание жить. Иначе, зачем нужно было бы разрушать заложенный в генах код, а, по сути, программу на продолжение рода и воспроизведение себе подобных? Только критическая ситуация могла выбросить из ствола мирового дерева тупиковую ветвь развития, которая никуда не ведет, и достигнув какого-то уровня, уничтожит саму себя. Патология. Безумие. Массовый психоз, накрывающий иногда человечество, о чем свидетельствует история, и то, что настигает мир сейчас. Он имел в виду этот нарастающий тренд на искусственных созданий, которых сама природа отторгнет рано или поздно за ненадобностью. Любое сумасшествие, возведенное в норму, губительно для человеческого рода. У Кирилла не было никаких сомнений по этому поводу, лишь одно сожаление. Европа начала с Ренессанса, а заканчивает вырождением, – думал он, испытывая тяжелые чувства, которые тут же пытался заглушить, словно выпить обезболивающий препарат: «Мир вернется к себе. Мир придет в себя. У него нет другого выхода, чтобы сохраниться». А все эти слова о свободе личности и о праве делать со своим телом все, что захочется, исходя из этой самой свободы, он считал отмазкой, которая маскировала слабость и зависимость человека от навязанной ему программы. Он, конечно, не способен осознать ее в силу той самой деградации, на путь которой ступил однажды, посчитав, что он-то как раз круче других – веривших природе и Господу Богу. Он сам себе – творец. Но это не просто ошибка, это – вызов нормальности. А по большому счету – отрицание себя самого, как создания мыслящего и духовного. Такие игры для Кирилла были непонятны, потому что есть вещи в этом мире, с которыми нельзя играть, так как это опасно для жизни. Ребенок тоже считает себя свободным, когда хватается за спички. Благо есть родители, способные остановить его. Но сумасшедшего остановить нельзя, потому что он живет уже в другом мире, а в логике того мира, все, что он делает – нормально. Возможно Россия – это новый ковчег, где смогут спастись те, кто еще не отвернулся от Бога, – думал Кирилл, хотя раньше он и сам не слишком верил в Его существование, но размышление о свободе личности заставило его задуматься над тем, существуют ли какие-то внутренние, моральные границы для нее.