– Так местные жители чтут память своих умерших родственников, – ответил Виктор.

– Как трогательно,– грустно вздохнула Аманда, и подумала: – «Такой веселый курорт, а чуть ли не на каждом доме напоминание о смерти», – Я видела тут где-то церковь. Давай зайдем?

– Давай, – согласился Виктор.

По семейной традиции и как итальянка по крови Аманда была католичкой. Но она никогда не придерживалась строгих правил. С одинаковым благоговением входила как в католические, так и в православные храмы, считая всех христиан одной семьей. Посетив множество храмов по всему миру, в том числе в Греции и на Святой Земле, Аманда неплохо разбиралась в их внешнем и внутреннем убранстве, в сути обрядов.

В храме святой Троицы в центре Банско заканчивалась вечерняя служба. Аманда поставила одну свечку «за здраве», вспоминая своего мужа, желая ему душевного здоровья и вразумления. Другую свечу поставила «за упокой», вспоминая маму, бабушку и дедушку.

Когда она была совсем маленькой, бабушка Росальба водила её по воскресеньям в собор святого Патрика напротив Рокфеллер Центра. Дедушка Бернардо редко занимался внучкой, она помнила только, что под Рождество они вместе ходили по магазинам, выбирали игрушки, и весь город сверкал необыкновенными огоньками.

Франческа, мама Аманды, не ценила традиций, она была бунтаркой и противницей буржуазного образа жизни. Она терпеть не могла носить бриллианты, одевалась как хиппи, пропадала на богемных тусовках, курила травку, нюхала кокаин, пробовала ЛСД и разные транквилизаторы, интересовалась восточными практиками расширения сознания. Увлекалась современным искусством, но не как коллекционер, хоть и была такая возможность купить, например, по дешевке произведения Энди Уорхола и Йоко Оно, а как участник творческого процесса. Она размазывала краски по холстам, фотографировала туалетные кабинки по всему миру, играла на непальской чаше-колоколе в группе этнических панков, вдохновляла бездомных на создание уличного театра и постоянно генерировала безумные идеи. Воспитанием маленькой Аманды практически не занималась, оставив её на попечение бабушки, нянек и учителей.

Бесшабашная мамочка много лет пропадала то где-то в Индии, то в Юго-Восточной Азии или Южной Америке, а когда объявлялась в Нью-Йорке, водила дочь по разным сумасшедшим выставкам, где нередко сама участвовала, если не в самих перформансах, то в каком-нибудь скандале.

Однажды, они зашли в псевдоготический собор Иоанна Богослова на собачью мессу. Это было особое богослужение для домашних животных, в котором, чинно тявкая и мяукая, «участвовали» питомцы прихожан – собачки, кошки, попугаи, разные обезьянки и прочая живность. Обычное дело для Нью-Йорка. Но и здесь неугомонная мамочка отличилась. Посреди «молебна» она вдруг жутко взвыла подобно оборотню, обращая к небесам жалобы на свои жизненные неудачи.

Чуть позже, в том же апокалипсическом соборе, познакомившись с диаконисой, мама участвовала в изготовлении костюмов на Хеллоуин и сама взялась изображать вампиршу. Это были странные представления. Маленькая Аманда реагировала на это, как правило, испугом и горестным рёвом.

Аманда так и не узнала, кто был её отец. По словам матери, она встретила свою любовь на выступлении группы Битлз на «Шей Стадиум». Тот симпатичный парень оказался нищим свободным художником, и они встречались пару месяцев, пока не разбежались. Аманда могла только догадываться о причинах разрыва. Возможно, этому способствовал необузданный характер обоих, творческие неудачи и тяга к саморазрушению.

Унаследовав от матери красоту, артистизм, дух свободы, страсть к путешествиям и стремление к духовным поискам, Аманда изо всех сил старалась избежать её ошибок – не позволяла себе экспериментировать с наркотиками, сектами и влюбляться в пустозвонов. Да и дедушка старался как мог оградить её от соблазнов молодости – приставил к ней охрану и отправил в частный пансион.