– Как такое словами хвалить, тесса… Когда грудь как обручем сковало, аж вдохнуть не можно… Когда сердце просто берёшь в свои пальчики крохотные – и то приласкаешь его, а то до боли сожмёшь. Не инструмент этой твой играет – это ты сама, тесса, то плачешь, то смеёшься. Лицом не показываешь, а душой-то слышно. Вот какова твоя музыка: острее меча, звонче стали, ярче солнца, нежнее поцелуя матери…

Меня от этих неожиданно глубоких слов дрожь пробрала. А рычание кайарахи я бы ни с чьим другим уже не спутала.

– Благодарю вас, господин Риедарс, – тихо сказала я, не оборачиваясь. – Таких проникновенных и красивых слов мне даже в Астеви-Раше не доводилось слышать. Жаль, ваши товарищи этого не застали, какой прекрасный пример…

– Не для чужих ушей это, аурем, – негромко пророкотал Вепрь, склонившись сзади.

А для чьих, стало понятно, когда горячее дыхание обожгло нежную кожу ушной раковины, а раскатистый тембр влился внутрь, прокатившись мурашками по спине. И снова это непонятное «аурем». Меня уже несколько раз так называли другие дэвры, каждый раз вызывая бурное недовольство у товарищей, если к слову ещё добавлялось «менс». Но будь это что-то обидное, сам кайарахи, наверное, не стал бы его использовать?

– А хитро́ вы с парнями придумали, – одобрительно хмыкнул дэвр, отстранившись и вновь переходя на «вы». – Вроде и не заставляете все эти ваши ажуры учить, а те вон сами уже малого караулят – узнать, чего вы там ему нового сегодня говорили.

– Надеюсь, вас не смущает мой неторопливый подход к обучению, – улыбнулась я. – Да, времени мало, но качество знаний мне кажется сейчас важнее их количества. И, конечно, желание ваших подданных. Я могла бы согласно контракту читать лекции с утра до вечера, но не люблю учить из-под палки. И, боюсь, для военной муштры, к какой они привыкли под вашим началом, у меня просто громкости не хватит.

– Да уж и без того очень ладно своё гнёте, – довольно согласился Вепрь и вдруг рассмеялся. – Так чего, тесса, обошёл я малого с Дичком? Мне-то награда полагается?

– Несомненно, обошли – смутилась я. – Вот только взять вас в сопровождающие завтра я, простите, не смогу. Раз уж не для всех ваши слова прозвучали…

– А чего до завтра тянуть, – весело оскалился дэвр. – Хочешь посмотреть, красавица, как Ранги, Небо-отец, в океане свой звёздный плащ полощет?

* * *

Когда я пробралась в свою спальню, Мелли ещё не спала, а дверь к ней была открыта. Компаньонка лишь удивлённо посмотрела на меня, потом на часы, но ничего не сказала. А я так и не сумела стереть улыбку и мечтательное выражение с лица.

Много чудес хранит природа, и в каждом уголке света они разные, но увидеть такое… Чёрный Вепрь привёл меня на берег, на невысокий утёс. От красоты и так захватило дух: усыпанное звёздами небо, огромное серебряное светило, лунная дорожка на волнах и бескрайний океан. Но кайарахи подвёл меня к самому краю обрыва.

– Гляди, красавица.

Я опустила глаза и обомлела. Всё побережье, насколько хватало глаз, густо мерцало голубыми искрами. Они сияли, перекатываясь на волнах, будто на берег неведомая щедрая рука плеснула россыпь сапфиров.

– Что это? – зачарованно спросила я.

– Фанау-марама, дети Уру. Когда сыновья земли и неба силой разлучили своих родителей, то в утешение Танги подарил матери-Венуа зелёное платье и украсил его цветами и яркими птицами. Уру же подарил Ранги-отцу три плаща: голубой, красный и чёрный. Днём и на закате Ранги выглядел великолепно, и Венуа с гордостью любовалась мужем, но ночью очертания его тонули во мраке. Тогда Танги приколол ему на грудь луну-Мараму, а Уру позвал своих детей, Блёсток, и приказал им украсить чёрный плащ Ранги. Когда Ранги-отец ворочается, то фанау-марама сыпятся из складок плаща в океан и великий Моана, брат Венуа, каждую ночь омывает их волнами, чтобы те сияли ещё ярче на радость супругам…