– Цитата. Какая цитата? – продолжил Саймон.

Немного обретя контроль над собой, миссис Эвертон ответила:

– Там было написано: «Грехов моей юности не вспоминай» – это стих из книги Иов, кажется… Цитате было два десятка лет, не меньше. Листок внутри рамки уже пожелтел, края начали осыпаться,– тут она глотнула еще воды, – А сейчас… посмотрите, что вместо нее.

Саймон подошел к стенду с фото и картинками. Единственная цитата из Библии, которую он обнаружил, была выполнена на новеньком белом листе. Она гласила: «Умерший освобожден от греха».

– Вы видели? – с ужасом в голосе спросила Эмили. – Что это значит, мистер Силверстон?

– Это значит, что я не сдержу своего слова, Эмили, – задумчиво ответил Саймон, – Я обещал вам, что завтра вас уже никто ни о чем не спросит. Увы, вам придется явиться к нам в отдел для дачи более подробных показаний…

После того, как кофе было выпито, и Саймон вручил несколько успокоившейся миссис Эвертон повестку для явки завтра в участок, они все вместе покинули дом.

Погода к этому времени изменилась: солнце скрылось за густой серой ватой туч, холодный ветер усилился. Миссис Эвертон, не желая мерзнуть на ветру, попрощалась с полицейскими, пересекла улицу, и, аккуратно обойдя Бьюик, скрылась за массивной дверью, стилизованной под Средневековье стреловидными петлями и декоративными элементами, а констебль нырнул в багажник своей машины и вытащил оттуда прибор для пломбировки. Ковыряясь с установкой пломбы, он попутно высказывал стоявшему рядом Саймону свой взгляд на происшествие:

– Не понимаю, чего тут еще возиться, Грэм. Никаких четких улик, совсем никаких. Подумаешь, был второй гаджет. Что с того? Она могла его потерять или разбить накануне. А дочь и соседка совсем необязательно были в курсе всех ее дел, могли о гаджете и не знать. А цитата… Так тут еще яснее. Покойная скорее всего сама ее и поменяла, прямо перед тем как пойти и наглотаться таблеток. «Умерший освобожден от греха» – по мне, как раз подходяще, чтобы потом и покончить со всем на свете.

Саймон решительно мотнул головой и ветер растрепал его русые кудри:

– Ты не понимаешь, Джей. Миссис Эвертон уверяла нас, что ее соседка была очень верующей женщиной. А раз так, то самоубийство было бы для нее не освобождением от греха, а наоборот, еще одним тяжким грехом. Про гаджет, конечно, мог никто не знать. Но тогда зачем покойница это скрывала и куда он в конце концов девался, вот вопрос? И кроме того, не забудь, что тут могла быть твоя личная халатность.

– Моя халатность?! – констебль выронил из рук пломбу, которую уже было установил как подобает, – Что ты имеешь ввиду, а?

– А то, что пока добропорядочная миссис Четэм внизу якобы вешала пальто, ты не следил за ней. И если она точно знала, где второй телефон, у нее вполне хватило бы времени метнуться в кухню, подхватить его и спрятать в сумочке.

Констебль замялся:

– Так ведь, Грэм… Будь то сцена убийства или еще какой криминал, я бы конечно, не свел с нее глаз… но ведь ничто не предвещало…

– Констебль Треверс, вы должны руководствоваться инструкциями, а не личной оценкой текущей ситуации!

Констебль бросил на Саймона убийственный взгляд и прорычал:

– Есть, сэр!

– Нечего дуться, Джей, – примирительно сказал Саймон, – Просто у нас, возможно, был шанс поймать за руку эту скользкую прихлебательницу герцога Стаутфорда. Ты ведь и сам уже понял, что она что-то скрывает. А мы этот шанс упустили. И теперь карьере этого пустого и никчемного мистера Четэма, увы, вряд ли что-то помешает. Глядишь, он еще и в нижней палате парламента будет заседать.

– Почему ты уверен, что он пустой и никчемный? Ты его даже не видал ни разу.