Другие цыгане не заходили в кибитку Шаниты. И только по голосам снаружи Машенька догадывалась об их существовании. Девушка подозревала, что именно Шанита запретила заходить кому бы то ни было, потому раненую девушку никто на видел. Цыганка сама приносила ей еду и убирала небольшое помойное ведро.

Наверное, через неделю после того, как Маша появилась в таборе, произошел неприятный случай. Шанита была в тот час в городе и должна была вот-вот вернуться. Девушка тихо лежала в полутемной кибитке и пыталась задремать, чтобы забыть о боли в бедре, которая беспокоила ее весь день. Как и все предыдущие дни, на ней была надета лишь нижняя рубашка, единственную вещь, которую девушка оставила у себя из прежнего наряда. Она почти задремала, как вдруг в кибитку забрался некий цыган и, едва откинув полог, выпалил неприятным низким голосом:

– Эй, Шанита! Где-то у тебя были ножницы?

Он говорил на цыганском говоре, незнакомом Маше. Девушка резко распахнула глаза и уставилась на молодого, некрасивого лицом цыгана, который уже влез внутрь. Тот замер у входа, и, невольно опешив, бесстыже уставился на девушку, явно не ожидая увидеть ее здесь. В следующую секунду мужчина, согнувшись, на коленях приблизился к Маше и вперился темным взором в раненую девушку, которая в этот момент приподнялась на локтях.

– Ты кто? – не удержался от вопроса цыган.

Маша, сжавшись всем телом, молчала, не понимая по-цыгански ни слова, и лишь испуганно смотрела на неприятное лицо цыгана. На вид ему было около тридцати лет или чуть более того. Смуглое его лицо с копной непослушных вьющихся волос, с черными глазами и жестким неприятным взглядом, сразу же не понравилось ей. Цыган окинул взором девушку с темными распущенными волосами, его взор как-то странно загорелся, и в следующий миг мужчина сдернул одеяло и открыл ее всю. Маша ахнула, опешив от его наглости, и попыталась вырвать одеяло из его рук. Но цыган нагло и беззастенчиво пробежался взглядом по ее стройной босоногой фигурке, облаченной в одну длинную нижнюю рубашку. Он вновь что-то пролепетал по-цыгански, не отрывая наглого взгляда от стана девушки. Охнув и, проворно привстав, она попыталась отобрать одеяло, нервно воскликнув:

– Как вы смеете?!

Только после ее слов цыган отдал ей одеяло. И после того, как она вновь прикрылась, он, не спуская с нее напряженного взора, глухо на ломаном русском произнес:

– Так, ты русская. И, что ты делаешь здесь?

– Меня пригласила Шанита, – вымолвила Маша.

Цыган прищурился и невольно подался всем телом в сторону девушки, приблизив свое лицо к ней. Он обхватил рукой ее подбородок и, понимая, что она не знает его языка, глухо спросил по-русски:

– И как зовут такую кралю?

– Шанита зовет меня Радой, – выпалила Маша, скинув его руку со своего лица, и чуть попятилась от цыгана к тряпичной стене кибитки. Его близость была напрягающе неприятна.

– Тагар! – раздался позади недовольный голос Шаниты, которая в этот миг влезла в свою кибитку. – Что тебе здесь надо?

Обернувшись на цыганку, Тагар ответил:

– Мне ножницы надо.

Шанита быстро сунула ножницы в руки цыгану и велела:

– Уходи!

Тагар, еще раз оглядев темным взором девушку, спросил:

– А мой отец знает про нее?

– Баро знает. Я ему все рассказала. Уходи!

На это заявление он как-то мрачно оскалился и выпрыгнул из кибитки наружу.

Постепенно Маша поправлялась, и ее бедро, пострадавшее более всего, болело все меньше. Уже через десять дней девушка смогла выходить из кибитки. Цыгане не говорили с нею, и лишь некоторые девушки, знавшие русский язык, перебрасывались с новенькой парой фраз. Шанита через вожака табора Баро объявила всем, что Рада, как теперь звали Машу, ее названная дочь и находится под ее защитой. От Шаниты она узнала, что двадцать пять лет назад Баро был мужем Шаниты, и почти десять лет они жили вместе. Именно от него она родила своего единственного сына, который вскоре умер. Потом Шанита влюбилась в русского офицера и бросила Баро, так как прежний срок их договорного брака истек год назад. Баро хоть и любил Шаниту и не хотел, чтобы она уходила, все же подчиняясь закону цыган о свободе любви, отпустил ее, позволив уйти к офицеру. Спустя год русский бросил Шаниту, и она вернулась в табор вместе с дочкой Гили. Баро принял ее обратно без упрека, и с тех пор Шанита жила одна в своей кибитке и пользовалась почтением и уважением всего табора.