– Но после того, как я доложу императрице о том, что здесь происходит… – Чемесов опять напрягся и вновь вознамерился броситься на коменданта.

– Доложишь? – процедил Егор Васильевич. – А ну, ребяты, врежьте ему как следует, чтобы присмирел уж!

Тут же на Григория накинулись трое и начали бить его. Молодой человек попытался ответить им, но у него были связаны руки. Спустя несколько минут солдаты отшвырнули Чемесова к стене, и молодой человек с разбитой губой и побитыми боками тяжело осел на пол. Но Григорий быстро нашел в себе силы и вновь поднялся на ноги. Испепеляя Глушкова ненавидящим взором, он прищурился и выплюнул:

– Хороши у вас методы, господин комендант, нечего и добавить.

– То-то! Угомонись ужо, – заметил недовольно Егор Васильевич и приблизился к Чемесову на несколько шагов. – Ты лучше давай говори, с какой целью проник в крепость? Хотел преступников освободить? Ты с ними в сговоре?

– Вы душегуб, как вы посмели дать приказ стрелять! Вы понимаете, что наделали?! – выпалил в сердцах молодой человек.

– А ну, заткнись! – взорвался Глушков, потеряв вмиг терпение, и стремительно ударил Григория в лицо кулаком.

Молодой человек выдержал удар и, злобно зыркнув на коменданта, в следующую секунду кинулся на Глушкова. Хотя его руки были связаны сзади, Григорий со всей силы ударил коменданта ногой в живот, и тот отлетел к противоположной стене. Григорий уже бросился к нему, намереваясь нанести еще удары. Не ожидая такого буйного поведения от молодого человека, солдаты тут же кинулись к Чемесову и начали бить его со всей силы, оттаскивая от Егора Васильевича, который, схватившись руками за живот, хрипел, сидя на полу. Григорий попытался бороться с солдатами. Но его оглушили прикладом по голове, и он вновь потерял сознание.

Когда Чемесов снова пришел в себя, он отметил, что находится в той же зловонной камере. Он был без мундира, в одной рубашке и панталонах. Его руки были связаны над головой. Он висел на веревках, стягивающих запястья, вздернутый к каменному потолку за железный крюк. Его ноги едва доставали носками до пола, а все тело ныло от полученных ударов. Перед ним возникло толстое неприятное лицо коменданта.

– Ну что, так лучше, ваше благородие? – с издевкой заметил Глушков.

– Вы… гнусный человек, – выплюнул Чемесов и закашлялся, ибо ощутил под ребрами невыносимую боль. Он чуть опустил взор вниз и отметил рану на боку, которая кровью сильно намочила его рубашку. Григорий вмиг вспомнил, как при схватке один из солдат полоснул его острием сабли, еще при потасовке в комендантской.

– Ты, как я погляжу, буйный совсем, оттого теперь будешь на крюке у меня висеть, – прокомментировал Егор Васильевич. – Ишь, что удумал, драться со мной! Да я велю прибить тебя до смерти, и все. И вообще говорить с тобой не буду!

– Видимо, вы со всеми заключенными так и поступаете, – выплюнул Чемесов, пытаясь стянуть руки с крюка и сплевывая кровь с разбитой губы. Он ощущал, что один глаз его залит кровью, которая стекала из раны на голове, отставленной солдатским прикладом. – Мерзавец вы еще тот!

– Заткнись! – прохрипел Глушков и снова со всей силы саданул Чемесова в челюсть. Молодой человек потерял сознание и повис на руках.

– А ну, окатите его, – приказал комендант. Солдат послушно набрал в ведро ледяной воды из деревянной кадки и выплеснул в лицо Григория. Тот тут же пришел в себя и напряг руки, привстав на носках. Подняв голову, Чемесов одним, не залитым кровью, глазом посмотрел на коменданта и прохрипел:

– А, господин комендант! Я думаю, императрице все же будет интересно узнать, как вы замучили и убили всех Озеровых, несмотря на ее милостивое повеление никого не казнить.