С одной стороны дороги, где мы припарковались, расположились три магазина, с другой – лес, а за ним микрорайон из десятка высоток, в котором я и жила. С детства знала этот лес как свои пять пальцев – каждое лето гостила у бабушки. Пусть попробует маньяк меня там найти!

Не медля ни секунды, я выскочила из машины и кинулась к багажнику.

Ужасный ребенок умоляюще смотрел на меня. Оказывается, у него даже рот был заклеен скотчем! Глаза соответствовали размеру огромной головы – тоже огромные и грустные. Стиснув зубы, пытаясь понять, жалко мне его или нет, я потянула ребенка на себя.

Ох! Какое это было отвратительное ощущение! Как будто я взяла на руки студень, без костей, без мышц, просто расползающуюся жирную массу. Скорбные глаза ребенка дали мне понять, что ему и самому известно, какой он противный.

* * *

Я бежала по лесу с уродцем на руках, сзади мелькал фонарик маньяка. Он двигался хаотично, мигая светом куда попало. Я могла бы даже спрятаться в кустах, он не заметил бы меня. Но вместо этого я только и делала, что цеплялась каблуками (черт бы их подрал) за корни деревьев. «Только бы получилось добраться до дома!», – я задыхалась, силы мои таяли. Почему-то ребенок был непомерно тяжел, даже слишком, для своего роста, словно это и не ребенок вовсе. Но тогда кто? Превозмогая отвращение и крепко прижимая водянистое к себе тело, продолжала бежать. На мое лицо налипала паутина, ноги гудели, руки отваливались, но страх придавал мне сил.

«Ну и угораздило ж меня так вляпаться!» То, что теперь за рабочим столом у меня чистота и порядок, совершенно не утешало. Но, по крайней мере, будет куда поставить мое фото в черной рамочке. Еще неизвестно, чем все закончится. То, что ничем хорошим, абсолютно точно!

Лес зашумел, внезапно начался дождь. Отлично, для полного счастья только этого не хватало! Капли пробились сквозь пока еще не облетевшую листву и смыли паутину с лица. Как ни странно, дождь стал моим сообщником, все звуки скрылись на его фоне. Если раньше я слышала сзади треск ломающихся сучьев, то сейчас вокруг лишь шелестели листья.

Я совершенно выбилась из сил. Несколько раз споткнулась, три раза больно упала, но страх гнал меня дальше. Вначале еще был мизерный шанс, что водитель просто довезет меня до дома и отпустит, то теперь, поймав нас обоих, он не откажет себе в удовольствии убить меня медленно и мучительно.

Дрожащей рукой я ткнула круглым ключом в панель домофона, побоявшись оказаться в лифте с преследователем, на остатках адреналина взбежала на шестой этаж. Чуть не выдавив собой входную дверь, ввалилась в квартиру и стала судорожно запирать на все замки одной рукой. Другой рукой я держала ребенка. Каблук на левой туфле наконец сломался, и я вместе с ношей, к которой за время бегства почти приросла, рухнула на колени.

Ребенок выпал из рук и шмякнулся на пол. Было ощущение, что упало не живое существо, а полиэтиленовый пакет с водой.

Я кое-как поднялась, нервно дрыгая ногами, скинула туфли в другой конец коридора и заревела. Я плакала одновременно от облегчения, усталости и опустошения. Ребенок лежал, не шевелясь, и смотрел на меня своими гадкими глазищами. Я опустилась на пол рядом с ним и продолжала подвывать, закрыв лицо руками. Никак не могла с собой справиться, руки тряслись, ноги начало саднить – пока бежала по лесу, вся изранилась.

Стараясь не смотреть на неподвижно лежащего ребенка, я, пошатываясь, направилась в ванную. Из зеркала на меня смотрело поцарапанное, грязное лицо, залитое черными от туши слезами. Стало так жалко себя, что рот скривился, и новый поток черных слез отправился прокладывать себе русло. У меня начиналась самая настоящая истерика. А я ведь знала, что нельзя смотреть на себя такую. Наоборот, смотреть в зеркало надо только на себя улыбающуюся, тогда непроизвольно поднимается настроение и искусственная улыбка может стать искренней. Включив ледяную воду, я начала тереть лицо мылом и немножко пришла в себя.