Я все вертел и вертел яблоко, и никак не мог насытить зрение. Буквы отчетливо выступали на кожуре – все, кроме одной. Я читал слева-направо и справа-налево. Составляя из букв слово, чувствовал с яблоком глубокую связь. Словно оно знало обо мне что-то, чего еще не мог знать я.

«Пожалуй, сохраню его», – решил я и увидел, как на месте непонятной буквы из яблока наружу вылез огромный жирный червь.

В омерзении отбросил плод подальше от себя.

Лизетт вернулась после того, как я с трагической физиономией и пауком в волосах вылез из сада. Молча обследовала холодильник, заглянула в каждый шкафчик на кухне и включила плиту. Вскоре я был накормлен.

Женщины используют нас как хотят: то им нужна груша для битья, то не отвечающий ни за что младенец.

Строить диалог Лизетт не пыталась. Она сидела рядом и хлебала щи. Один раз хмыкнула и два раза пожала плечами.

Наевшись, я вытянул под столом ноги.

Она подняла на меня голову и сказала:

– Давай останемся друзьями.

Я согласно кивнул. Лизетт встала, собрала тарелки и положила в раковину. Подошла к кровати и сняла сарафан.

«Уж больно все похоже на сон».

Только я это подумал, Лизетт ушла, не попрощавшись. Сарафан лежал на кровати как прямое доказательство нереальности происходящего: как правило, женщины не уходили от меня без одежды.

Я открыл тяжелые веки и уставился на небо. Оно давило и угнетало.

Яблок на деревьях не было, набухали почки.

«Интересно, какие знаки Лиза усмотрела бы в этом сне», – подумал я.

Голова трещала, меня мутило. Солнце болезненно светило в глаза.

Я приподнялся на локте. Мокрая рубашка прилипла к телу. Чертыхнувшись, встал и зарекся когда бы то ни было красить яблони.

Я вышел из сада и направился к дому. На крыльце сидел Кролик.

– Выпить есть чего? – спросил Кролик. При слове «выпить» он привычно сузил глаза и вжал голову в плечи.

– Нет.

Мы постояли.

– Пошли в клуб, – сказал Кролик.

По средам клуб пустовал. Местные ходили туда по вторникам.

В этот день приезжала продуктовая машина, полная нарезных батонов, подозрительной колбасы и сигарет без фильтра. Водитель открывал кузов, и люди, с утра стоявшие в очереди, тут же смешивались в толпу. Они брали автолавку на абордаж и в мгновение ока сметали товары.

Участвуя в действе, я получал локтем по уху и то и дело терял галоши в лужах. Стоит ли колбаса, что продавали в автолавке, таких жертв, никто не спрашивал.

После нападения на машину женщины расходились по домам готовить, а мужики располагались в клубе и запивали купленным пивом самогон. Курили, играли в карты и домино. В общем, вторник был отличным днем. Отличным от всех остальных дней недели.

Сегодня была среда. По средам автолавка не приезжала, и клуб не работал. Но я об этом не подумал.

– Я знаю, что это ты.

Кролик не ответил.

– Ты и кто-то еще.

– Ребята из Солнечного, – сказал Кролик. – Отличные, кстати, парни!

– Чтобы я уехал, так?

Кролик молчал.

– А Высокий Папа?

– Он денег уплатил. Чего было делать?

– Понятно.

– Смотри, – Кролик толкнул меня в бок.

Я поднял голову и увидел в поле лисенка.

Он стоял, навострив уши, и следил за нами. В узкой мордочке чувствовалось застывшее напряжение. Раз – и лисенок длинными прыжками помчался в сторону леса. Мне бы последовать его примеру, но я увлекся разговором.

– Пугливый, – сказал Кролик.

«Свободный», – подумал я.

– А если я все расскажу? Если в деревне узнают?

– Кто тебе поверит?

«Кто тебе захочет поверить?» – услышал я.

– Кто ты, а кто он?! – продолжил Кролик. – Ты здесь без году неделя, и никому не нравишься.

– Почему?

– Да по всему!