Побег.

Слово это жалило, как оса, пронзало разум – томление, обещающее весь мир и не значащее ничего. Сапиенты учили, что Сапфик однажды нашел путь, ему удался Побег. Финну не очень-то верилось в это. Истории о Сапфике множились – у каждого странствующего сказителя и поэта было в запасе несколько новых сказок. Приключений, которые приписывались Сапфику – перехитрил всех Лордов и совершил легендарное путешествие сквозь Тысячу Крыльев Инкарцерона, – хватило бы не на одну жизнь. Тюрьма, говорят, огромна и непостижима, лабиринтам залов, лестниц, комнат и башен несть числа. По крайней мере, так учат сапиенты.

Он коснулся ногами земли. Проследил глазами за зелеными, как у змеи, переливами мантии Гильдаса – старик торопился покинуть Берлогу. Финн поспешил за ним, предварительно убедившись, что меч по-прежнему в ножнах, а оба кинжала за поясом.

Кристалл Маэстры – вот что занимало теперь все его мысли.

И получить его будет не так просто.

Ущелье Выкупа было всего в трех залах отсюда, и он быстро пересек темную пустоту, тревожа пауков и выродившихся сумеречных ястребов, что пикировали с высоты стропил. Кажется, все остальные уже там. Он услышал комитатусов прежде, чем нырнул под последнюю арку. Те орали, бросая через пропасть ругательства, и их собственное презрение эхом возвращалось к ним, отражаясь от гладких неприступных плит.

Вдалеке, на другой стороне, оставаясь в тени, ожидали цивилы. Пропасть была неровным провалом в полу зала, голые края сияли черным обсидианом. Если бросить вниз камень, то звука его падения не дождаться никогда. Комитатусы утверждали, что пропасть бездонна; некоторые говорили, что если прыгнуть в ее глубины, то будешь падать сквозь Инкарцерон и попадешь прямиком в расплавленное сердце земли. И действительно – воздух дрожал от поднимающихся из пропасти раскаленных миазмов. В самой середине, созданная одним из тех же тюрьмотрясений, что раскололи провал, возвышалась иглообразная тонкая скала, именуемая Шипом. На крохотную стертую платформу с обеих сторон вели мосты из ржавого, покоробленного металла, темного от смазки. Шип был нейтральной территорией, местом для заключения союзов, ведения переговоров и нечастого обмена между враждующими Крыльями.

На самом краю, с которого, бывало, он сбрасывал непокорных рабов, восседал на своем троне Джорманрик, окруженный комитатусами. Собакораб скорчился на конце своей цепи.

– Только посмотри на него, – прошептал Кейро прямо в ухо Финну. – Огромный, толстый…

– И такой же тщеславный, как и ты.

Брат фыркнул:

– У меня хотя бы есть повод для тщеславия.

Но Финн уже смотрел на Маэстру. Когда ее привели, она быстро окинула глазами толпу, шаткие мостки, свой народ, ожидающий за стеной дрожащего воздуха. Там внезапно вскрикнул мужчина. От этого звука она потеряла самообладание, попыталась вырваться из лап охраны и закричала:

– Сим!

Наверное, это был ее муж.

– Пошли, – сказал Финн Кейро и стал пробираться вперед.

Заметив их, толпа расступилась. «Таким они тебя видят», – с горечью вспомнил Финн. Осознание, что старик был прав, злило. Он подошел к Маэстре сзади и схватил ее за руку.

– Помни, о чем я говорил. Никто не навредит тебе. Ты уверена, что они принесли эту вещь с собой?

– Они отдадут все, что есть. Некоторым известно, что такое любовь. – Она взглянула на него.

Насмешка задела Финна.

– Может быть, когда-то и я знал…

Тусклым рассеянным взглядом за ними наблюдал Джорманрик. Ударив окольцованными пальцами по перилам моста, он крикнул:

– Подготовьте ее!

Кейро сковал руки женщины у нее за спиной.

– Послушай, мне жаль, – пробормотал Финн.