Что касается городской экономики, то горожане Ниена занимались торговлей, ремеслами, земледелием, рыболовством и судовождением. То есть, в принципе, – всем тем, чем занималось и окрестное население Ингерманландии, всегда славившейся ремесленниками, рыбаками, лоцманами и… пиратами. В самом городе и пригородах были две (позже – три) лютеранские церкви: шведская, финская и немецкая, а также – госпиталь, кирпичные, лесопильные и пороховые заводы, верфь и другие предприятия судостроительной отрасли.

Стоит отметить, что о необходимости строительства в этом месте крупного торгового города и порта к концу XVII века говорили и шведы. Королевское правительство, генерал-губернатор и ратуша Ниена вели консультации о возможности переноса центра города и строительстве нового порта, отвечавшего вызовам того времени – ближе к устью Невы. История распорядилась так, что новый, большой промышленный и торговый город, был построен уже при другом государстве. Но рождение Санкт-Петербурга, таким образом, было предопределено практически при любом развитии исторических событий.

Мы специально подробно углубились в историю шведско-российского противостояния на Приневских землях в XVI – XVIII веках. Поскольку именно оно проливает свет на дальнейшую историю нашего края и во многом объясняет наличие «шведской» составляющей в административном устройстве (так же, как и большого числа «шведских» львов в украшении блистательного Петербурга). Шведской составляющей, которую практичный Петр Великий вовсе не пытался искоренить, а наоборот – максимально использовать для собственных целей.

Шведский период, таким образом, оказал существенное влияние не только на российское будущее Ингерманландии, но и в значительной степени – на будущее администраивное и даже государственное устройство Российской Империи. Не зря царь Петр поднимал на пиру после Полтавской битвы заздравный кубок «за учителей своих» – шведов. Они научили его не только искусству войны, но и управления. То есть, фактически, структуру управления Петр позаимствовал в Ингерманландии, в дальнейшем распространив ее на всю территорию России.

История города Ниена закончилась в 1702 году, когда шведское командование приняло решение сжечь город, чтобы русские войска не могли использовать его здания в качестве укрытия при штурме крепости Ниеншанц. Сегодня это выглядит варварством, но то была обычная тактика: в русских городах гарнизон, отступая в крепость, точно также сжигал посад, и так делали тогда во всех странах Европы. С населением при этом поступали по-разному: о ком-то власти успевали позаботиться, кому-то приходилось уходить в окрестные села или строить землянки – война есть война.

Штурм крепости Нотебург 11 октября 1702 года

Александр Коцебу, 1846

Так вот, шведское население Ниена было, в основном, эвакуировано. Однако большинство немцев и финнов, не говоря уже о русских (напомним: включая ижор, карел и водь), остались на берегах Невы. Именно они и оказались одними из первых жителей нового города – Санкт-Петербурга. Так, немцы поселились на Фурштатской улице, сохранив у себя прежнюю структуру самоуправления (городской совет, ставший «районным» и т.д.). Петр Великий не только позволил оставить эти институты, но не исключено, что в какой-то период собирался распространить этот опыт на всю Россию.

К 1900 году из 5 тыс. петербургских шведов примерно 80% были российскими подданными по рождению и числили себя потомками первостроителей Петербурга. Наравне с многочисленными белорусами, украинцами, татарами, местными «чухонцами» и представителями многих других национальностей, у которых родство с первостроителями города, впрочем, прослеживается не столь явно. Это произошло вследствие постоянной миграции в Петербург, в ходе которой полицейским властям проще (и, вероятно, важнее) было отследить переехавших в город иностранцев.